— Так точно. Когда карета проезжала мимо, ее забросали самодельными бомбочками на основе пироксилина, отчего карета перевернулась, погиб кучер и двое случайных прохожих. После этого к месту взрывов бросились остальные, вооруженные «Бульдогами» и всадили в генерала шесть пуль. Шансов у него не было.
— Кого-то поймали?
— Один из нападавших сам подорвался на своей же бомбе, ему оторвало руку побило лицо практически до неузнаваемости. Еще троих застрелили оказавшиеся первыми на месте событий жандармы. Они попали в засаду второй группы, судя по всему, оставленной для прикрытия, однако не стушевались и пошли в рукопашную. Сами при этом потеряли четверых, — это отрапортовал Орлов. — Живых взять не удалось.
— Что было предпринято после?
— Город мы закрыли, — Кавелин, который до того был заместителем, или как тут говорят товарищем. генерал-губернатора немного смущался столь высокого начальства, однако говорил четко и по делу. — На всех выездах посты, сейчас сформированные команды шерстят все злачные места, где эти твари могли спрятаться.
— Я поднял жандармские команды во всех окрестных городах, — вставил реплику Орлов. — Если они успели выбраться из города, постараемся их перехватить.
— Как отреагировали жители?
— Все ошарашены. Генерал Милорадович был общим любимцем, ваше императорское высочество, — пожал плечами министр внутренних дел. — Люди горят желанием наказать подлецов.
В общем и в целом, если отбросить тот печальный факт, что генерал Милорадвич нравился мне и как хороший работник и как человек имеющий широкие взгляды, то ничего особо страшного не произошло. Да, группу хорошо подготовленных боевиков явно проворонили, и это печально, однако из данного урока нужно сделать правильные выводы, а заодно постараться извлечь из ситуации выгоду для себя.
Накрутив своим силовикам хвосты, дабы старались усерднее, я всех распустил работать, оставив в кабинете только Бенкендорфа. Он как глава разведки и контрразведки очевидно мог наедине сказать чуть больше, чем при посторонних.
— Что скажешь, Александр Христофорович? — Я подошел к бару, подумал и накапал себе коньяку на два пальца. Работать все равно сегодня уже не смог бы, поэтому после разговора с главой СИБ собирался завалиться спать. — Налить?
— Англичане передают нам привет, — на предложение выпить Бенкендрф отказался, мотнув головой.
— Вот и я так думаю. Что мы в связи с этим будем делать?
Полностью спрятать след России в организации ирландского подполья я, конечно же, даже не рассчитывал. Учитывая те сотни рыжеволосых боевиков, что за последние десять лет прошли подготовку под началом моих егерей, получали практику на Кавказе, спрятать такое шило не стоило и мечтать. Кто-нибудь все равно обязательно бы проговорился, не сам так под пытками. Ну и непосредственно англичан тоже совсем идиотами считать было как минимум излишне самонадеянно. Они в таких играх разбирались, пожалуй, лучше всех на планете, не зря же построили огромную империю, над которой никогда не заходит солнце.
Вот только я надеялся, что мои спецслужбы смогут прикрыть столицу, и островитянам придется сосредоточиться на традиционной для них игре: подожги окраины Российской империи. На этой доске я был готов с ними поиграть и обернуть возможные проблемы себе на пользу.
Тут надо сделать небольшое отступление и парой широких мазков дать краткую характеристику процессов, стартовавших после того как Александр уступил мне реальную власть в стране и позволил рулить не сильно на него оглядываясь.
Политика по отношению к национальным окраинам начала меняться еще в 1823 году. Постепенно мы начали исправлять ситуацию, при которой те же финны в империи имели прав больше, чем обычный русский православный мужик. Конечною целью было полное уравнение в правах всех поданных, в независимости от национальности, языка или вероисповедания, но, конечно, до этого идеала было еще очень далеко.
Начал я с того что отторг Выборгскую губернию из состава ВКФ. Чухонцам это конечно не понравилось, однако тут я однозначно бы в своем праве — русские сначала дали, потом забрали обратно, не подкопаешься.
В западных регионах усиливалась работа православной церкви, открывались школы, имеющие в качестве основного языка преподавания — русский. После пожара в Королевской академии Або, и переноса ее в Гельсингфорс там, не смотря на явное недовольство местных, был введен единственный язык преподавания — русский. Ситуация, когда в Финляндии в академии преподавали даже не на финском, а на шведском, меня не устраивала коренным образом. Проще было просто закрыть учебное заведение чем плодить нелояльных центральной власти вельмож.
Тоже самое было сделано с университетом Дерпта — вообще какого черта древний русский город Юрьев называется на германский манер, для меня было большой загадкой — где ранее преподавание велось на немецком. Одномоментно такой переход сделать было сложно, поэтому замена немецких преподавателей русскоязычными растянулась на пять лет и закончилась лишь к концу двадцатых.