Двуликий демон Мара. Смерть в любви

22
18
20
22
24
26
28
30

Заряжающий Левой Рукой оскалился:

— В повозке вазичу еще дюжина таких кувшинов. Пей осторожно. Со священной водой в человека входят духи без всякого приглашения.

Хока Уште снова поклонился в знак благодарности, воины выкрикнули «хока хей!» и пустились галопом обратно на северо-восток, а Хока Уште развернул коня на юго-запад и поехал прочь от этого места смерти.

В горах Биг-Хорн охотились горные кроу, шошоны, северные шайенны, северные арапахо и даже роды оглала-сиу из народа икче вичаза, но ни одно из племен не владело этими сумрачными холмами, и немногие храбрецы отваживались соваться туда в одиночку. Хромой Барсук отважился, но старался держаться подальше от рек, вдоль которых во множестве стояли форты вазичу — точно бусины, нанизанные на бизонью жилу. Кан Ханпи без труда переплыл Паудер-ривер, несмотря на ледяную воду, и неуклонно поднимался в горы, минуя реки Оттер-Крик, Форест-Крик и Уиллоу-Крик, пока не достиг местности, где не было никаких рек и лежали остатки зимнего снега. На высоте по ночам примораживало, и Хока Уште плотно кутался в единственное одеяло, подаренное воинами бруле. Звезды в кристально ясном небе светили ровно, не мерцая. Вокруг не было ни души.

В последующие три дня Хока Уште не охотился и ничего не ел, лишь изредка пил из ручейков, вытекавших из-подо льда. Он словно голодал и очищался перед парильным обрядом или ритуалом ювипи, хотя на самом деле у него и в мыслях такого не было. Он просто не хотел есть.

На четвертый день юноша увидел типи, стоящий на длинном скальном выступе, откуда весь снег сметало ветром, почти никогда не стихавшим на этой высоте. Внизу простирались горы, рассеченные долинами, далеко на востоке темнели плоские равнины. До сих пор конь Хромого Барсука ни разу не заартачился, даже когда всадник направлял его в ледяную реку или заставлял пробираться через глубокие сугробы, но теперь Кан Ханпи отказался подходить к типи ближе чем на сто шагов.

Хока Уште спешился и, взяв с собой лук и пучок стрел, направился к жилищу. Три женщины смотрели на него, пока он приближался.

Две из них, выглядывавшие из-за полога потрепанной палатки, были молодые красавицы из его видения — возможно, двойняшки и точно сестры. В платьях из белой оленьей кожи, с блестящими черными волосами, с лицами безмятежными и гладкими, как гладь сна. Третья — видимо, мать, — казалась сущим порождением кошмара.

Лицо старой карги, изрезанное глубокими морщинами, сплошь покрывали застарелые бородавки и гнойные чирьи. Один глаз затянут бельмом, второй злобно щурился. Сквозь грязные желтовато-седые волосы просвечивал череп в чешуйках перхоти. Платье из плохо выделанной рыжеватой шкуры скверно пахло. Спина старухи горбилась, словно одно из кривых деревьев, выросших под лютыми ветрами на этом высоком горном хребте.

— Добро пожаловать, — промолвила одна из молодых женщин, выступая навстречу Хоке Уште. Не обращая внимания на свирепый взгляд матери, она взяла юношу за руку и завела в жилище. — Твой дом далеко, юный вичаза. Поешь с нами и проведи здесь ночь.

Хока Уште кивнул, но не улыбнулся. Он знал, что это часть его видения и что он умрет, если не выберет правильную женщину сегодня ночью. А если он умрет, его народ лишится последней возможности взять верх над вазикунами, которые вскоре нахлынут на мир, точно древний потоп во времена Вакиньян и Унктехи.

Две молодые женщины сидели рядом с ним, пока старая карга варила суп из какого-то тухлого мяса. Когда они принялись за пищу, солнце уже заходило, и ветер подхватывал искры костра и разметывал над темными горами внизу, бросал в меркнущее небо, словно сея звезды в ночи.

Ко времени, когда Хромой Барсук управился с супом, уже полностью стемнело. Он заметил, что ни одна из женщин не прикоснулась к пище, а потому не стал есть мясо, только выпил бульон, противный на вкус. Когда последние икры костра унесло во тьму и в глазах двух прелестных сестер отражался лишь звездный свет, Хока Уште встал и двинулся было к выходу. Молодые женщины схватили юношу за руки, а старая мать свирепо уставилась на него зрячим глазом. Хватка у них была очень крепкая.

— Я просто стреножу лошадь на ночь и возьму свое одеяло, — сказал он. — Я мигом вернусь. Вот, оставляю здесь лук и стрелы, чтоб вы не сомневались.

Сестры улыбнулись, но одна из них сказала:

— Я пойду с тобой.

Она не покинула широкое полукружие скального выступа, но Кан Ханпи испуганно косил глазом и пятился, пока женщина находилась поблизости. Хока Уште постарался успокоить коня, хорошенько его спутал, взял одеяло и прочие вещи и двинулся обратно к обветшалому типи.

Приблизившись, молодая женщина взяла Хромого Барсука за руку и прошептала:

— Будь осторожен, храбрый юноша. Моя сестра и мать не из земного мира. Они едят людей.

Хока Уште прикинулся удивленным.