Вторжение

Брайс все еще молил оставить его в покое, а она уже принялась методично прокалывать его живот пониже четырнадцатого ребра, пятнадцатого, шестнадцатого... После семнадцатого он потерял счет. А доктор Рейнольдс тем временем невозмутимо растолковывала ему, что эта процедура, мол, совершенно необходима, если уж он собирается выжить. Она по-прежнему игнорировала его протесты, становившиеся все отчаяннее, но и все слабее по мере того, как игла снова и снова пронзала его тело. А она все говорила о том, что каждая инъекция — это, мол, разжиженный вирус, приготовленный из мозга бешеных животных... Как будто это могло волновать его в те минуты! Когда доктор Рейнольдс наконец кончила все процедуры, Брайса уже вообще ничто не волновало, даже о себе он не думал. Опрокинувшись в обмороке на койку, он погрузился в сладостное забвение.

И вот теперь проснуться, улавливая первые укусы этой проклятой болезни и понимая, что это не просто результат обезболивающих инъекций, не побочное действие антисыворотки, а что само лечение не помогает, что болезнь уже глубоко в нем... И ощущать, как она расползается, растекается с кровью по всему его телу, медленно начинать понимать, что не в порядке и еще кое-что, и все же продолжать лежать здесь вместе с другими еще уцелевшими больными под слабыми лампами этого корабельного лазарета, прислушиваясь к воплям и крикам за закрытой дверью, к этому странному скрежещущему звуку, к плеску воды вокруг коек внутри самой палаты. Какие странные звуки... Похожие на... на артиллерийскую канонаду!

Брайс уселся на койке, и все вокруг, кому позволяло состояние, проделали то же самое. Все были не просто испуганы, но впали в какой-то шок. Одна женщина вдруг пронзительно завизжала, увидев, что вода подмачивает ее матрац.

Небольшие волны стали захлестывать край одеяла Брайса, и он отодвинулся назад, к стене. Когда спустя мгновение вся эта битком набитая койками палата стала раскачиваться в безумном ритме маятника, он все еще не мог прийти в себя. Кто-то бултыхнулся вниз рядом с его койкой, и Брайс вздрогнул от укуса ледяной воды в щеку. В воду стали падать и другие, а Брайс, подтянув ноги, скрючился там, в темноте, между своей и верхней койкой, увертываясь от брызг, как будто это были капли кипятка.

Больные возмущенно кричали у запертой двери, отталкивая друг друга, чтобы выскочить первым.

Брайс догадывался, чем грозит все это, но он был не в состоянии даже выговорить те слова, которые предостерегали бы этих людей. Он только поднял свою изувеченную руку, глаза его заклинали их остановиться, а рот открылся в скрежещущем крике. Но этот звук был слишком слаб, чтобы его услышали.

Вдруг дверь рывком распахнулась, и ворвавшийся в нее поток воды отшвырнул всех назад. В считанные секунды вода дошла Брайсу до плеч, и ему пришлось переползти с нижней койки на верхнюю. Вокруг него, сражаясь с потоком, барахтались едва различимые фигуры, тяжелые железные койки сдвинулись с места. Сначала медленно, подобно огромным, неповоротливым животным, но вскоре напор воды стал так силен, что койки стали опрокидываться, разламываться, откатываться к углам палаты.

Брайса сбросило вниз, и легкий шок, который он получил, уйдя на мгновение под воду, окончательно выбил из него застрявшие в теле остатки наркотика. Он поднялся, отплевываясь и кашляя, путаясь в чужих руках и ногах, отталкивая их, как и они отталкивали его. Двухъярусная койка опрокинулась на него, и он снова оказался под водой, задыхаясь от ее отвратительного вкуса. Железный каркас койки тяжело лежал на его груди.

Брайс попробовал бороться с этим весом, но во время этой борьбы сквозь охватившее его чувство ужаса пробился какой-то голос, спокойный и вкрадчивый.

— Зачем утруждать себя борьбой? — спрашивал голос. — Зачем сопротивляться, если смерть неизбежна?

Брайс попытался сбросить с себя металлическую койку, но тут подплыл матрац и опустился ему прямо на лицо, словно стремясь удушить по тайному сговору с водой.

— А чем плох такой вариант смерти? — лукаво спросил внутренний голос. — Уж это будет получше, чем безумие и боль.

Койка приподнялась на несколько дюймов, потом снова тяжело опустилась, будто к ней добавился новый вес. А может быть, просто кто-то взобрался на нее, спасаясь от наводнения?

— Всего-то одна-две неприятные минуты, прежде чем погрузиться в сон, в сон, более глубокий и мирный, чем любой из твоих прежних снов. Его уже никогда и ничто не прервет, ничто и никогда не посягнет на него. И никогда уже тебя не потревожит эта жизнь.

— Да, — отвечал голосу Брайс, — это было бы так хорошо, так желанно. Но вот эта боль, как мне перенести ее сейчас?

— Легко. Ты только не сопротивляйся этому, ведь это тайна, это выход. Всего лишь несколько неприятных мгновений, а потом ты поплывешь. Вот увидишь.

— Я что, уже сошел с ума? Неужели эта болезнь ударяет так быстро?

— Нет-нет, ты не сошел с ума. Просто такое бесхлопотное умирание будет самым мудрым из всего, что ты когда-либо сделал.

— Но мои легкие рвутся на куски. Они болят, болят!

— Это ненадолго. Дыши в воде. Один глубокий вдох — и больше не будет никакой боли. — Я не могу. Я боюсь.