Он принял теплый мегафон и свесился с наблюдательной вышки. Прожектор очерчивал только его силуэт, и он боялся, что кто-нибудь из кэлпи пустит в него копье прежде, чем узнает его.
— Стойте! — закричал Фома, и голос его распахнулся над водой веером лилового эха. — Стойте, воины Дельты! Я ваш бард! И я не буду петь эту битву!
— Аааа! — было ему ответом.
— Говорю вам — уходите! Эта битва не для вас! Эта битва будет последней!
— Ааааа!
— Бард! — разобрал он среди ритма, выбиваемого древками копий. — Бард!
— Битва! Последняя битва!
— Что-то ты не то говоришь им, парень, — с сомнением в голосе произнес тот, что старше.
— Нет! — в ярости завопил Фома, собрав последние силы. — Я ухожу от вас! Тогда я больше не ваш бард! Я буду петь людям! Не вам!
— Какая разница, кому поет бард? — крикнули снизу, совсем близко. — Главное — он поет!
— Аааа! Бард! Битва! Последняя битва!
Лодки придвинулись еще ближе, кэлпи попрыгали на решетку, некоторых свела судорога, и они повисли, точно черные муравьи, но другие, размахивая копьями, карабкались по проволоке вверх, оставляя на остриях колючек клочья рыбьей кожи и собственной плоти.
— Ты уж извини, парень, — сказал тот, что старше. Он неслышно подошел сзади и прикладом автомата ударил Фому по голове.
— Не ставьте ему больше выпивки, — сказал хозяин винарки; он хорошо относился к Фоме, потому что Фома был чем-то вроде местной достопримечательности, а у каждой приличной винарки должна быть местная достопримечательность, — а то он опять заведется. Он уже спел одно и то же по второму кругу.
— Брось, Юхан, — отмахнулся посетитель, — твой гроб с музыкой еще хуже. Ты когда еще обещал обновить его?
— Завтра Суша обещала самолет с грузами, — сказал Юхан, — будут вам диски. Я заказал Монику Лали. И «Маленьких зеленых кэлпи». Знаешь Монику Лали?
— Да, — ответил тот, — и «Маленьких зеленых кэлпи» тоже. Мы крутые зеленые парни, мы вчера погромили винарни… Как-то так… Наши девки — зеленые мавки… жабки?
— У кэлпи не было женщин, — сказал Фома, — только королева. И две дочери-сестры. Всегда две. Когда королева умирает, дочери-сестры выходят на битву. Одна убивает другую. И делается королевой. И вскоре рожает двух дочек, они же прекрасные сестры… назначены ей на замену.
— Опять за свое, — вздохнул трактирщик. — Хватит, Фома. Ты уже всем плешь проел этой королевой.
— Королева прекрасна, — сказал Фома, — точно белая рыба.