— Но никто не хочет на материнку. Я не хочу на материнку. Что я там забыл? У меня же там ничего не осталось! Ничего! Отвечаю за людей? Ну да. Я им нужен. А они — мне. В чем дело, Ремус? Вы думаете, мы психи? Ладно, пускай. Какая вам разница? Мы наладим поставки. Все будет в порядке. Материнке-то какая разница? Сколько у нее таких колоний? Тридцать? Пятьдесят?
Теперь уже он молчал, уставившись на руки.
— Одна, — сказал он наконец. — Эта. — Он говорил в точности как Захар, с трудом ворочая языком. Видно, это заразно.
— Что?
— Одна. С другими вариантами ничего не вышло, Захар. Ничего.
— Как это… не вышло? Когда нас готовили…
Он усмехнулся:
— Это такая тайна, что мне, наверное, следовало бы вас ликвидировать. Чтобы вы по возвращении на материнку… Но вы же псих, Захар. Вам никто не поверит. Вам всем придется пройти обработку, лечение. Потому плевать. Хотите правду? Вот вам правда. Ни одна колония не протянула больше пяти лет. Успевают засеять поля и резервные делянки и вырастить несколько урожаев. И все.
— Все? — Захар не отрывал от него напряженного взгляда, он прямо-таки чувствовал этот взгляд, сверлящий лицо, не видел, но чувствовал. — Что — все? Почему?
— Никто не знает. Ну есть гипотезы. Разные. Например, кто-то из наших раскопал одну очень старую идею, что изолированная группа людей не способна выжить… что для этого нужна некая общая ноосфера, совокупное человеческое «я», а если его нет, если эфир пуст… А может, влияет сам переброс. Хотя это вряд ли, инспекторы много перемещаются, а с ними все в порядке. Сходят с ума те, кто оседает. Еще была гипотеза, что человек способен жить только при определенной совокупности факторов. Чуть другое магнитное поле, я не знаю, поляризация света — и все. Но куры, мать их, куры выживают. Варианты сплошь забиты одичавшими курами… Словно кто-то отдал нам на откуп только одну, одну Землю, чтобы посмотреть, как быстро мы с ней расправимся, — и не пускает дальше.
— Вы, сволочи, — Захар медленно поднялся, теперь он нависал над ним, как скала, огромная тень, заслонившая солнце, — сколько человек вы послали на смерть? Сто тысяч? Двести?
— Цунами на Борнео, — сказал он, не поднимая головы, — за двадцать минут уничтожило пятьсот тысяч. Взрыв атомной станции в Бангладеше — два миллиона. Земля гибнет. Климатическая катастрофа. Голод. Эпидемии. Все жрут модифицированную сою. Биота вырождена. Казалось бы, что проще — осваивай варианты, перебирайся. Но они не заселяются, Захар, вот в чем штука. Почему, ну почему все после переброса сходят с ума, вырезают друг друга в истребительной войне за власть между двумя самозваными лидерами, ни с того ни с сего самосжигаются в религиозном экстазе или просто сбегают в лес и начинают говорить с деревьями? Когда я попал сюда, Захар, как только я сюда попал, я подумал: вот, наконец-то получилось. Вы рационалисты, деловые люди… Это лучше, чем если бы романтики — у романтиков быстрее всех крыша едет. Но так не пойдет, Захар. Мы, хотя и сволочи, но не настолько. Мы вас вытащим.
— Вы сами-то, вообще, кто, Ремус? — Захар тоже сел и тоже уставился на свои руки. Теперь они беседовали мирно, не повышая голоса.
— Я полномочный посол Земли. Я, собственно, и есть Земля. Я — эксперт. Я — истина в последней инстанции. Иногда мы все же успеваем. Иногда.
— А вдруг мы найдем… — Захар говорил медленно, как во сне, — а вдруг они позволят нам найти… что-то очень важное? Символ могущества. Доброты. Понимания. Мы уже нашли несколько зеленых пальцев. Знаете, как расцветает все под руками у тех, кто… Нашли оберег целителя. У нас никто не болеет, понимаете? Ничем. Никогда. Это сотрудничество, вы понимаете? Договор.
— С кем, Захар?
Захар молчал.
— Захар, это психоз. Дешевая виртуальная бродилка. Собери побольше оберегов. Выменяй физическую силу на устойчивость к ядам. Стань мастером монстров.
Примитивные виртуальные бродилки потому и популярны, что обращаются к древним архетипам. К тем самым, к которым обращается, обрушиваясь внутрь себя, утратившее ориентиры сознание. Все как обычно. Каждый раз чуточку по-разному, но, в сущности, одно и то же.
— Вы… ошибаетесь, — сказал наконец Захар.