Уши Рона покраснели, и Гарри испытал мстительное удовольствие; ему, разумеется, не снилось ничего подобного.
Ночью он, как всегда, шел по коридору к департаменту тайн, потом сквозь круглое помещение в комнату с танцующими бликами и наконец попал в огромный зал с пыльными стеклянными шарами на полках.
Он быстро прошагал к ряду девяносто семь, повернул налево, побежал… вот тогда-то, видно, он и заговорил вслух…
– Но ты учишься блокировать сознание? – строго допрашивала Гермиона. – Продолжаешь заниматься?
– Конечно, продолжаю, – ответил Гарри таким тоном, будто подобный вопрос для него оскорбителен, но при этом избегал ее взгляда. На самом деле ему было мучительно любопытно, что там, в зале с пыльными шарами, и он хотел, чтобы сны продолжались.
И потом, до экзаменов оставалось меньше месяца, каждая свободная минутка посвящалась подготовке, и к отходу ко сну мозг так интенсивно работал, что Гарри вообще с трудом засыпал. Когда же это все-таки происходило, глупое подсознание, как правило, выдавало идиотские сны про экзамены. А еще Гарри подозревал, что, едва он во сне оказывается у заветной двери, его мозг – вернее, та его часть, которая нередко разговаривала голосом Гермионы, – угрызается и пытается разбудить Гарри, чтобы он не дошел до конца пути.
– Знаешь, – сказал Рон, чьи уши по-прежнему полыхали, – если Монтегю не поправится до игры «Слизерина» с «Хуффльпуффом», у нас появится шанс выиграть кубок.
– Пожалуй, – отозвался Гарри, радуясь перемене темы.
– Один матч мы выиграли, один проиграли – если в следующую субботу «Слизерин» проиграет «Хуффльпуффу»…
– Да, точно, – кивнул Гарри, уже не понимая, с чем соглашается. По двору, нарочно на него не глядя, прошла Чо Чан.
Финальный матч сезона, «Гриффиндор» против «Вранзора», должен был состояться в последние выходные мая. «Хуффльпуфф» все-таки победил «Слизерин», но гриффиндорцы не осмеливались мечтать о победе – главным образом из-за ужасной игры Рона (хотя никто и не произносил этого вслух). Зато сам Рон нашел для себя источник неисчерпаемого оптимизма.
– Понимаете, хуже-то я играть все равно не смогу, правильно? – угрюмо объяснял он Гарри и Гермионе за завтраком в день матча. – И терять мне нечего, так?
– Знаешь, – сказала Гермиона чуть позже, когда они с Гарри шли на стадион в потоке возбужденных болельщиков, – мне кажется, без Фреда с Джорджем Рон, может, и будет играть лучше. Они ему не так чтобы внушали уверенность.
Луна Лавгуд с живым орлом на голове обогнала их и с самым невозмутимым видом поплыла дальше, мимо слизеринцев – те хихикали и показывали пальцами.
– О ужас, я и забыла! – Гермиона поглядела на хлопающего крыльями орла. – Сегодня же играет Чо!
Гарри, который, в отличие от Гермионы, хорошо об этом помнил, пробурчал что-то неразборчивое.
Они нашли места наверху. День был теплый, ясный, идеальный для игры, и Гарри поневоле начал надеяться, что сегодня Рон не даст слизеринцам повода распевать «Уизли – наш король!».
Матч, как всегда, комментировал Ли Джордан, очень грустный с тех пор, как сбежали Фред и Джордж. Команды стали выходить на поле. Ли без всякого воодушевления называл фамилии:
– …Брэдли… Дэйвис… Чан, – говорил он.
Увидев Чо, красивую, с блестящими развевающимися волосами, Гарри ощутил внутри не еканье даже, а лишь невнятное шевеление. Он не мог бы сказать, чего хочет, но точно знал, что устал от ссор. Перед посадкой на метлы Чо оживленно болтала с Роджером Дэйвисом, но и тут Гарри почувствовал только слабый укол ревности.