— Товарищ полковник, я все рассчитал…
— Рассчитал он! — раздраженно передразнил его Суровкин. — Если бы все рассчитал, как говоришь — мог бы обойтись без драки! — Врач не скрывал своей досады. — Мог бы просто взять и все объяснить!
— Но, — хотел было оправдаться Иван.
— Я не поверил бы ему, — поспешил сказать Лекарь. — Теперь объясните, что происходит, иначе я скоро не поверю и вам, уважаемый Андрей Юрьевич.
Суровкин протянул ему большой пакет:
— Здесь все необходимые документы — паспорта: общегражданский и заграничный… И одежда. Иван будет вашим охранником, которого надо слушаться во всем, даже если что-то будет вам казаться необычным, пугающим, незаконным… Вы меня поняли?
— Конечно, на русском ведь языке сказано, но…
— Вы выписаны из больницы. Я не могу вам больше ничего объяснить — все узнаете скоро сами. Наберитесь, очень прошу вас, терпения…
Десять лет ждал Лекарь этих слов, готовился к ним, думая, что не сдержится и пустится в пьяный от счастья пляс, но сейчас чувствовал только горькую усталость и безразличие, которое в последние годы преследовало его в самые ответственные моменты, с того самого дня, когда умерла Мария, жена. Разве так бывает, спрашивал от себя, или под глыбой десятилетия вся радость выпустила сок и стала пресной?
— Что я должен делать?
— Наверное, для начала переодеться, — с улыбкой сказал Суровкин. Он улыбался с сочувствием, понимая опустошенность и безразличие своего бывшего пациента. — Потом Иван вам все расскажет.
Он встал.
— Думаю, что мы не скоро с вами встретимся, Дмитрий Степанович, поэтому хочу пожелать вам удачи и спокойных лет.
Он протянул руку, и, чтобы ее пожать, Гелик встал с кровати.
— Мы встретимся с вами обязательно, — сказал Лекарь. — Спасибо за пожелание, но что-то не мне хочется спокойных лет: слишком долго я терпел покой в этих стенах. Спасибо вам за все.
— Не стоит благодарности, — и уже обращаясь к Ивану, сказал: — Поторопитесь. Фургон прибудет через несколько минут.
Он сразу ушел.
— Будем знакомы, — теперь протянул руку охранник.
Гелик даже не посмотрел в его сторону. Он не любил проигрывать, а этот человек напоминал ему о недавнем поражении и боли.
— Не стоит дуться, Лекарь, — миролюбиво произнес охранник. — Я должен обижаться на вас больше — за проткнутую ногу.