Багряный лес

Сначала Александр установил пехотные мины и несколько противотанковых в снег дороги, которая, петляя спускалась с южного склона хребта. Он нарочито долго копошился у зарядов, но все его действия были лишь показной суетой. На самом деле он не докручивал детонаторы и взрыватели до положенной метки, и все его минирование оказалось бесполезным. Только три мины, самые близкие к стоянке, он установил, как положено и неглубоко в снег, как раз в тех местах, где ветер за несколько часов оголит их полностью, и они окажутся замечены теми людьми, которые будут идти по дороге. Остальное, в несколько переходов, он вытянул на вершину хребта. Здесь ветер бушевал неистово, валил в снег, забивал глаза, дыхание, рвал из рук фонарь и инструменты. Охранники, зная опасную привередливость фугасов, из осторожности держались в стороне, но на таком расстоянии, чтобы можно было сквозь ревущий, несущийся горизонтально снег, разглядеть свет фонаря в руках женщины.

Саша не стал вытаскивать из ящиков заряды, а установил детонаторы прямо там. Он мог делать эту работу совершенно не беспокоясь, что кто-то может заметить подлог — Ашигар, который практически постоянно следовал по пятам, контролируя работу пленника, теперь благоразумно решил составить компанию своим солдатам, и только внимательно следил, как рыскает свет фонаря, так как большего рассмотреть из-за снегопада не мог.

Подготовив все, Лерко забрал у Евы фонарь, выломал из ящика доску, воткнул ее в снег и привязал к ней фонарь, который задергался на ветру, словно был в руках человека занятого работой. Потом вернулся к Еве, наклонился к ее уху и стал кричать, стараясь перекрыть своим криком шум стихии:

— У нас есть около семи минут на то, чтобы уйти отсюда!.. Надо двигаться все время вдоль хребта!.. Там есть каменная гряда!.. Там будет безопасно, если мы успеем до нее добраться!..

Она кивала, тем самым давая ему понять, что все расслышала хорошо, потом обернулась в ту сторону, где должны были находиться охранники.

— Ашигар ничего не заподозрит! — успокоил он ее.

Из провода, для надежности скрученного в канат, Саша сделал связку метров четырех длиной. На это ушел весь имеющийся в наличии провод. Связку надо было бы сделать более прочной, но в ящиках осталось несколько метров металлической проволоки и ломкого детонирующего шнура, которые не годились для задумки Александра. Оставалось надеяться только на свои силы и везение.

Они пошли, утопая в снегу, поминутно падая. Ветер дул с такой силой, что на него можно было ложиться. Он не давал двигаться, резкими и сильными порывами, сбивая с ног. Александр шел наугад, выбирая направление с помощью ветра, и старался идти так, чтобы под ногами постоянно был камень, и, когда с ходу налетал на торчащий из снега валун, шипел и стонал от боли, но успокаивался мыслью, что удается держаться в стороне от снежной шапки, идти в темноте по вершине хребта.

Охранники стояли долго, танцуя в снегу, чтобы согревать быстро коченеющие на ветру ноги. Они прятали головы в глубокие капюшоны, сворачивая их края таким образом, чтобы несущийся снег не попадал внутрь и не морозил лицо. Проходили долгие минуты, а свет фонаря продолжал биться в одном месте. Буран все больше и больше набирал силу, и из-за снежной густоты свет фонаря временами тонул в бушующем мраке или пропадал вообще. Ашигар стал волноваться. Он знал, что пленникам отсюда, с вершины горы, в такую страшную ночь бежать некуда — всюду буран, непроглядная темень и зимние горы, которые, все вместе, быстро расправятся с самым отчаянным безумцем. И все-таки сомнение терзало его сердце. Беглецы, несомненно, погибнут, получат свое заслуженно, но Ашигар не имел никакого желания умирать в муках с распоротым животом — самая распространенная у шаха казнь. Ассандер не примет никаких объяснений и будет прав.

Он подошел к двум солдатам и толкнул их в сторону света. Они, повинуясь этому немому приказу, неловко переваливаясь в снегу, побежали. Скоро вернулись и только растерянно разводили руками — пленников нигде не было, как и их следов, которые буран и ветер успели скрыть. Ашигар едва не задохнулся от ярости и не перестрелял солдат, но вовремя сдержал свой гнев: кому от пустой ярости будет польза? Беглецы по такому глубокому снегу, в темноте, в буране не могли уйти далеко. И двигаться они могли только в одном направлении — вдоль кромки вершины хребта… Надо было спускаться в лагерь, падать в ноги Ассандеру, молить о пощаде и организовывать погоню. Иного выбора не существовало.

Он с солдатами подошли к тому месту, где был спуск, обледеневший и заснеженный желоб, присели, чтобы на корточках, как на санях, съехать почти в самый лагерь. Ашигар был готов к самому худшему, что могло ожидать в самом скором будущем, но надеялся на милость случая и своего господина, которому много лет служил верно. В последнем отряде, который остался в лагере, было очень мало людей, и Ассандер не решится кого-нибудь из них убивать, так как в ночной погоне будет дорог каждый человек — шах не позволит "ооновцу" ни бежать, ни по собственной воле сгинуть в горах, до тех пор пока пленник не сделает то, ради чего его захватили в плен.

Он сделал шаг в темноту желоба, когда неимоверный по силе удар разорвал его тело на куски. С градом камней остатки тел охранников рухнули вниз, на лагерь, сея смерть, ужас и панику. Грохот взрыва на мгновение заглушил рев стихии, а вспышка синим отражением легла на соседние хребты, пробив густую снежную пелену. Долгое время никто не мог прийти в себя. Оглушенные и покалеченные люди метались по разбитому лагерю, как слепые котята, сыпались в пропасть, и буран жадно проглатывал их последние крики. Когда Ассандер после удара камнем в голову пришел в себя, он понял, что произошло. Он засмеялся и, смеясь, забарахтался в ткани упавшего на него шатра, пытаясь выбраться наружу. Выбрался и сразу наткнулся на бак с напалмом, опрокинул его, выливая его содержимое в снег, потом выстрелил в лужицу. Пламя мгновенно высоко взметнулось, опалило лицо. Ассандер прикрылся от огня рукой, отшатнулся, но продолжал смеяться. Подходили оставшиеся в живых солдаты и останавливались, пораженные поведением своего повелителя. Никто из них даже не догадывался, что шах смеялся над собой, над собственными глупостью и ничтожеством, ведь по ту сторону хребта его храбрая и непобедимая армия сметена и уничтожена тысячами тонн снега сошедшей лавины. Смеялся еще тому, — звук уносил ветер, — что больше не было дороги к отступлению — спуск с перевала смогут отремонтировать только тогда, когда сойдет снег, весной. Великий и грозный шах Ассандер, господин всех и вся в провинции Джаузджан, страх и ужас всех соседей и недругов, попался в капкан собственной глупости, как шакал!..

Он знал, куда могут пойти беглецы, и послал половину из оставшихся солдат, по дороге, а сам с остальными поспешил на хребет, чтобы не дать бежавшим ни единого шанса избежать его возмездия. Шли, не жалея магниевых шашек, два ящика которых нашли среди разбитого имущества. Ветер не мог загасить белый и ослепительный огонь, от ослепительного света которого, казалось, растворялся снегопад. Когда внизу загрохотали взрывы, Ассандер засмеялся вновь, захлебываясь своим смехом и понося себя за новую глупость: во второй раз пленник оказался умнее его, оставив на южной дороге заряженные мины. Теперь от армии шаха остались только те воины, которые шли сейчас с ним по хребту, по оголенным и еще теплым после взрыва камням. В том месте, где полыхнул мощный взрыв, была выбитая в камне глубокая воронка. По незаснеженной вершине идти было легко, и Ассандер часто срывался в бег, гонимый лютой жаждой мести.

Взрыва слышно не было. Александр только увидел, как вспыхнули синим светом на мгновение склоны соседних гор, почувствовал, как дрогнул и ушел из-под ног камень хребта, как натянулась связка, соединяющая его с Евой, и поволокла вниз, в пустоту. Он хватался окоченевшими руками за все, что попадалось под них, рвал ладони, пальцы, но всякая опора оказывалась ненадежной и катилась вместе с ним вниз. Эти мгновения показались ему вечностью… Неожиданно нога ударилась о большой камень, который устоял. Слушая гудящий шум крови в ушах, и сплевывая кровь, Александр застыл, переводя дыхание. Связка тянула вниз с прежней силой, но не дергался — скорее всего женщина во время падения потеряла сознание. Ощупав руками спасительное препятствие, Саша начал осторожный подъем. Он придирчиво ощупывал в темноте каждый камень, уступ и упрямо лез наверх, таща за собой на связке тяжелую ношу, которая по-прежнему не подавала никаких признаков жизни, но останавливаться было нельзя. Снег стал сыпать гуще, покрывая камни скользким ледяным пухом, и можно было делать короткие привалы только для того, чтобы, распластавшись на крутом склоне, отогревать израненные руки собственным дыханием.

Прошло бесконечно много времени, когда его руки, вместо камня, смогли нашарить только пустоту. Он добрался до вершины хребта, вытянул голову за каменный край и захлебнулся ветром, ударившим в лицо из бушующей темноты, спрятался, отдышался, отдохнул и перелез на другой склон, зашарил там ногами, ища для них надежную опору, нашел и стал вытягивать тело той, из-за которой едва не расстался с жизнью. Руки окоченели и плохо слушались, не могли удержать скользкого провода, тогда Александр хватал его зубами и с громким стоном, по-собачьи, тянул, перехватывал вновь руками, потом снова зубами и продолжал тянуть… Вдруг что-то оттолкнуло его от горы, и, падая в бездну, он понял, что самодельная связка не выдержала, лопнула. Может быть он успел бы огорчиться по этому поводу, но от сильного удара затрещали кости, полыхнули ослепительные молнии в глазах и потухли вместе с сознанием. Он уже не чувствовал, как его тело неслось вниз, неловко и безвольно скручиваясь, переламываясь, барахтаясь в снегу крутого, заснеженного желоба…

Минут через двадцать Ассандер со своими воинами наткнулись на тело. Подошли ближе. Человек лежал на боку, с неестественно вывернутой назад головой. В поясе труп был перевязан проводом, который через какой-то метр был оборван. В человеке шах узнал своего врача, строптивую француженку Еву. Снег уже не таял на ее прекрасном и бледном лице. Она всегда нравилась ему, и, может быть когда-нибудь, он взял бы ее в свой гарем, но этому теперь было не суждено сбыться. Он видел немое возмущение своих солдат, когда позволял женщине, еще и неверной, не мусульманке, входить в свой шатер. Она была хорошим врачом и человеком с добрым сердцем, которое мало кто мог понять в этой озлобленной столетиями войны стране. Он не мог выбрать ее, а не солдат — они были его силой, властью, жизнью… Теперь не было ни Евы, ни армии.

Он тяжело поднялся над трупом. От этого движения тени от мертвенно-белого огня задрожали, и Ассандеру показалось, что покойница зашевелилась. Он в последний раз бросил на нее взгляд и пошел дальше, указывая солдатам рукой, в каком направлении надо продолжать поиски. Он надеялся, что где-то рядом лежит еще один изувеченный труп. Ослепительный свет магниевых шашек запрыгал по камням, расширился, разделился на десяток звезд, которые стали нырять под каждый камень, валун, заглядывать в каждую щель, уступ, трещину — искали внимательно. Вокруг стонала тысячами голосов, плакала хором младенцев пурга с такой силой, что невозможно было расслышать своего крика. Когда за спиной раздался глухой рык, Ассандер удивился его силе — ни что ему известное не могло перекрыть рев разбушевавшейся стихии. Он обернулся. В нескольких шагах от него, выставив перед собой искалеченные руки, стояла Ева. Он несколько раз крепко зажмурил глаза, стараясь освободиться от этого страшного и невозможного видения, но женщина продолжала стоять, поводя в стороны головой, как готовящийся к драке зверь. Камни выкатились из-под ног шаха, когда он попятился, держа высоко над собой ярко-белый огонь. Свет падал на Еву, ничего не скрывая в ней, дрожал, но шах не узнавал ее. Она сделала к нему ровный, неживой, словно окаменевшей ногой, шаг. Ее глаза горели ярче магния, но зелеными огнями, которые, как казалось Ассандеру, испепеляли его душу. Она вскинула над головой руки, и из ее кистей с коротким металлическим лязгом выросли два длинных, серповидных когтя. Шах, онемев от происходящего, схватился за автомат. Длинная очередь выстрелов прорвала вой ветра. Мечущиеся по склону в густой снежной пелене огни замерли, дернулись и стали быстро приближаться. Втыкаясь в черное, надвигающееся тело, пули лопались снопами искр. Ева не останавливалась, продолжала идти на шаха. Она шла какими-то неестественными, ломаными движениями, словно сделанная из камня, все так же держа руки над головой, неся на них когти-серпы, по гладкой поверхности которых скользили тонкие чистые блики отраженного магниевого света. Ее глаза становились все шире, и зелено-молочный свет, льющийся из них, впивался в жертву. Еще несколько тяжелых шагов, два свистящих удара длинных рук, и шах упал, уронив в снег шашку. Ассандер еще пытался встать, дергался, крутился среди камней, заливая их горячей кровью из ужасных ран на груди. Ему удалось встать на колени, протянуть руку к автомату, но на большее уже не было сил. Он упал лицом на камни и больше не шевелился. Никто не знал, что в самый последний момент своей жизни Ассандер лишился разума. Эту тайну забрала смерть.

С сабельным звоном скрестив над головой когти, вновь замотав головой, с низким рыком из оскаленного рта, чудовище легко и сильно, прыгнуло в сторону от света лежащей в снегу шашки, в темноту, и быстро побежало навстречу приближающейся цепочке огней.

ЧАСТЬ VII

Поднепряный не скрывал раздражения. Он ходил по ковровой дорожке, в широком пространстве между стеной с окнами и длинным столом. Было тихо. Нервные шаги Президента тонули в ковре, и только едва слышно гудели оконные кондиционеры. Иногда он останавливался и смотрел на сидящих за столом людей. Они же не смотрели на него, и не могли видеть его лица — маски растерянности, разбитой бороздами морщин от напряженной работы мозга. Наверное, остальным было бы много легче, если бы он вдруг взорвался грязной бранью, стал кричать, но перед ними был Президент Украины, глава державы, который никогда на мог позволить себе подобное обращение, и не потому, что власть обязывала к такому сдержанному поведению, а из-за его собственного отношения к жизни, к людям, его окружающим. В эти минуты он боролся с гневом, чтобы быть абсолютно свободным от эмоций для решения возникших проблем. Это было его правилом.