Багряный лес

22
18
20
22
24
26
28
30

— Она развернула его к себе за плечи и стала расстегивать на нем рубашку.

— Нет, мы будем заниматься друг другом, а чай пусть пока остывает…

Он был не против, наверное, даже больше от того, что с самого утра ждал этого момента. Возможно, даже не с меньшим, а с большим желанием, чем она. Он обнял ее и прижал к себе.

— Анастасия, я тебя люблю…

ЧАСТЬ XIII

— Вот этот король бубновый он ближе к твоему сердцу. Душенька, он с большими надеждами на постель с тобой… Ничего, что я говорю об этом? Прости меня, пожалуйста, но я говорю только то, что вижу.

Где-то на кухне недовольно ворчал старый холодильник, словно обижаясь на свою незавидную судьбу постоянно иметь дело со льдом и холодом. Небольшая и тонкая элегантная, черная кошка с уютным мурлыканьем мыла свою превосходную натуральную шубу, бесцеремонно умостившись на коленях гостьи, лаская их теплом своего маленького тела. Медленно и почти неуловимо парил в стакане ароматный чай. Непонятно где, отчетливо, словно солдат на строевых занятиях, чеканил секунды будильник. Было тепло и хорошо.

Юлия, попав в эту квартиру, и побыв в этом мире, добром и уютном, вспомнила детство, бабушкин дом, наполненный сладким запахом вишневых варенья и наливки. Воспоминания были настолько сильны и реальны, что захотелось подремать, так же как и эта кошка, умостив голову на коленях бабушки. Впервые за несколько дней, которые прошили ее жизнь ледяной вечностью, она ощутила тот покой, о котором просила бога. И теперь, получив его, изо всех сил боролось с сонливостью — сказывались нервные бессонные ночи.

Тихо, с бумажным шуршанием пощелкивали атласные карты, вынимаемые гадалкой из колоды и раскладываемые на столе, на предупредительно расстеленный головной платок. Ряды карт, как иконостас, таращились на гостью, мило улыбаясь ей ласковыми и добрыми улыбками, и готовы были закружиться в глазах Юлии.

Она потерла глаза, чтобы избавить их от слабого сонного зуда.

— Вы что-то сказали? — спросила она.

Гадалка на секунду перестала раскладывать карты и посмотрела на гостью, сидящую напротив.

— Да ты, душенька, вообще раскисла. — Ее глаза были мягки и ласковы, совсем, как бабушкины. Такие глаза не могли лгать. Они родились, чтобы читать правду по этим атласным кусочкам картона. — Попей, попей чайку. Он из специальных трав, секрет которых, — она сделала паузу, возвращаясь к раскладыванию карт. — Секрет очень старый. Попей. А я тебе буду рассказывать дальше… Может бросить на этого загадочного и молодого бубнового короля, который так упорно будет добиваться тебя, а?

Юлия отпила чай. По вкусу он был похож на обыкновенный чай, но возможно она просто не могла определить вкуса тех самых секретных трав. За последнее время она многое не могла не только определить, но воспринять. После ухода мужа… Он просто встал утром, собрал вещи, попрощался и ушел. Взял и ушел! И никаких тебе объяснений, кроме сухих: "Прости. Прощай", и скупой на покой тишины, которая осталась после того, как закрылась за ним дверь.

Первый и второй дни после этого прошли спокойно. Юлия не понимала всей серьезности случившегося и прожила их, как обычно — ожиданием, работой и домашними хлопотами… Но за ними пожаловал день третий. Тут и начался весь кошмар. Она наконец поняла, что его никогда не будет рядом. Никогда…

Приходили подруги. Они были рядом, что-то говорили, советовали, но она не слышала их речи. В ее ушах набатом гремели его два последних спокойных слова: "Прости, прощай". Она кричала в истерике, не видела света из-за слез — старалась перекричать свое горе, а любовь утопить в слезах. Во всем она обвиняла его, и в первую очередь за то, что у него — как это банально! — "появилась другая"… "Да, — солидарно и сокрушенно соглашались с ее горем ее подруги, — не иначе. Вот сволочь же!.. Нашел себе какую-то курву и отвалил, скотина! Это точно… Ты пореви — легче станет. Такова наша бабья судьба". И были минуты, когда и она верила в его неверность, проклинала и оскорбляла его, этим самым гоня от себя прочь правду, которая упрямо лежала на поверхности: "Это не он… Не он, а ты… А он узнал". И не было никаких оправданий, только боль и казнь за грехи, о которых не знали и лучшие подруги.

Оказалось правдой то, что у него… никого не было. Он переехал к матери и жил там. Юлия пыталась встретиться с ним, поговорить, если не о том, что произошло, так хотя бы о том, что делать с квартирой — ведь она общая (на самом же деле его)… Он же проходил мимо нее, и если его взгляд скользил по ней, то невидяще и с затаившейся на дне болью и презрением. И тогда она поняла, что он не хочет больше иметь с нею ничего общего: ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, не говоря уже об имуществе. Как-то ей подумалось, что есть единственный способ привлечь его внимание: умереть, чтобы он пришел к ней на могилу. Хотя, по правде, она мало надеялась даже на это… Она его хорошо знала. Для него она и так умерла.

А "бубновый король"… Да, это был тот самый, с которым…

"Нет, ну ты представляешь, какая он скотина! — твердили подруги, утирая ей слезы. — Ка-ка-я сволочь! И кто мог предположить…" Они же посоветовали ей пойти к этой гадалке, чтобы "бросила карты на этого подлеца". Они говорили это таким тоном, словно можно было таким способом ему навредить, отомстить. Знающе говорили, авторитетно.

И Юлия пошла, но не для этого, а для того, чтобы узнать свое будущее. Его больше не было, и надо было позаботиться о себе самой, и утешиться хотя бы так, дремая перед гадалкой и с ее кошкой на ногах.