Она понимающе кивнула.
— Это бывает. Не ты первый. — Оксана легонько толкнула его в спину. — Надо только сделать первый шаг. Попробуй. Никто не бросится из ворот тебя догонять.
Александр переступил с ноги на ногу, пробуя насколько они освободились от свинцовой тяжести. Стало несколько легче.
Оксана прошла вперед и поманила рукой:
— Если собираешься идти — иди!
Он скривился, как от боли, когда переставил ногу. Сделал шаг. Еще. Пошел. Ему казалось, что он идет в воде, но опуская глаза, он видел обыкновенную тротуарную плитку.
Она засмеялась:
— Забавно: ты идешь, как ребенок. Еще трудно?
— Немного, — сказал он правду.
— Иди за мной. Тут недалеко моя машина, за углом, на стоянке. Сможешь туда дойти, или подъехать?
— Нет, спасибо. Мне уже лучше.
Больница была с каждым шагом все дальше, и ее невидимые оковы таяли на ногах. Он шел все увереннее и быстрее.
— Веди.
— А дальше? — спросила Оксана, и, как ему показалось, в этом вопросе была какая-то затаенная надежда.
— Веди, — мягче повторил он.
За окном затихал вечер. Она спала рядом, повернувшись к нему спиной, и что-то неразборчиво рассказывала своему гостю из сна. Он, опершись на руку, заглядывал ей в лицо, стараясь по шевелению губ разобрать ее слова, но ничего не мог понять. Он стал гладить ее обнаженное красивое тело, и она замолчала, сквозь сон жмуря глаза от удовольствия. На кухне мерно, по-домашнему, гудел холодильник, студя остатки шампанского на утро. В бархатной тишине было слышно, как ритмично скрипит кровать на верхнем этаже, и сладко стонет женщина. Саша прислушался и усмехнулся: современные технологии строительства открывали самые сокровенные человеческие тайны. Он опустился на удивительно мягкую подушку, утонул в ее пухе, обшитом тонкой чистой тканью. Его рука соскользнула с плеча Оксаны к ее груди — податливая мягкость, прохлада кожи, нежность и удовольствие. Запах ее волос. Даже после душа они сохраняли запах города, его пыли, солнца, запах свободы.
У свободы женское имя. Может это от того, что она настолько же капризна и непредсказуема, и в любой момент может сказать, что, мол, парень, ты мне больше не нравишься, и я иду к другому. Еще цинично добавит: "Жизнь — это не школа гуманизма", чтобы ты сильнее прочувствовал всю боль и сошел от нее с ума. Суровая банальность жизни, которая не терпит рядом с собой ни надежды, ни веры, ни любви, делая их проклятыми изгоями всех будущих дней. И не надо искать причин и объяснений этому потому, что их не может быть, а если и появятся, то только оправдывающие ее, когда на самом деле все куда проще и хуже. Она женщина, ведомая своими желаниями от греха к греху, она так захотела. Попробуешь догнать, но это только отдалит тебя от нее. Надо просто остановиться и сказать себе: "Я не хочу думать, что я недостоин ее, или она меня. Это ничего не даст, это не горе и не конец всему. За свободу надо бороться: искать новые пути, решения, и, прежде всего, быть самим собой, не уничижать и не возвеличивать свою роль, стараться быть оригинальным. Тогда ты получишь ее, и она станет твоей. Но это будет не прежняя, а новая, которая станет открытием части твоей жизни — хорошей части. Но останавливаться на этом нельзя, каждый миг свободы — это труд и борьба, как и прежде. Свобода не любит покорных, и это ее единственное отличие от женщины. А прежняя… О ней стоит вспоминать и думать, и успокоиться мыслью, что кому-то досталось то, что ты когда-то открыл и этим пользовался… Использованные вещи теряют в цене".
Оксана легла на спину, словно нарочно открываясь для его ласк.
— Ты хороший, — прошептали ее губы.
Он ласкал ее и вспоминал другую. С ночью в комнату пришло прошлое, и на невидимом экране стало прокручивать изорванную, путаную ленту воспоминаний…
ebooksa