— И ваше королевское величество снизойдет…
— Снизойдет, снизойдет. Давай деньги, Дийкстра. Иметь тысячу и не иметь тысячи…
— Это в сумме дает две тысячи. Знаю.
В дальнем крыле Энсенады, в комнате значительно меньших размеров, чародейка Шеала де Танкарвилль сосредоточенно и серьезно выслушала сообщение королевы Зулейки.
— Прелестно, — кивнула она. — Прелестно, ваше королевское величество.
— Я сделала все так, как ты посоветовала, госпожа Шеала.
— Благодарю. И еще раз уверяю вас — мы действуем в общих интересах. Ради блага страны. И династии.
Королева Зулейка кашлянула, голос у нее слегка изменился.
— А… А Танкред, госпожа Шеала?
— Я дала слово, — холодно сказала Шеала де Танкарвилль. — Я дала свое слово, что за помощь отплачу помощью. Ваше королевское величество может спать спокойно.
— Очень бы хотелось, — вздохнула Зулейка. — Очень. Кстати, коли уж разговор зашел о снах… Король начинает что-то подозревать. Эти сны удивляют его, а король, когда его что-то удивляет, становится подозрительным.
— Значит, на некоторое время я перестану насылать на короля сны, — пообещала чародейка. — Относительно же сна вашего величества повторяю, вы можете спать спокойно. Принц Танкред расстанется с дурным обществом. Перестанет посещать замок барона Суркратасса, бывать у госпожи де Байсемур. И у жены реданского посла тоже.
— Он никогда не станет бывать у этих персон? Никогда?
— Персоны, о которых идет речь, — в темных глазах Шеалы де Танкарвилль вспыхнул странный огонек, — уже не отважатся приглашать и совращать с праведного пути принца Танкреда. Не отважатся никогда. Ибо будут знать о последствиях таких шагов. Я ручаюсь за то, что говорю. Ручаюсь также за то, что принц Танкред возобновит учебу и будет прилежным учеником, серьезным и уравновешенным юношей, перестанет гоняться за юбками. Успокоится… до того момента, когда мы представим ему Цириллу, княжну Цинтры.
— Ах, если б я могла в это поверить! — Зулейка заломила руки, возвела очи горе. — Если б могла поверить!
— В могущество магии, — Шеала де Танкарвилль улыбнулась даже неожиданно для себя самой, — порой трудно поверить, ваше королевское величество. Впрочем, так оно и должно быть.
Филиппа Эйльхарт поправила тонюсенькие как паутинка бретельки прозрачной ночной рубашки, стерла последние следы губной помады. «Такая умная женщина, — недовольно подумала Шеала де Танкарвилль, — а не может удержать свои гормоны в узде».
— Можно говорить?
Филиппа окружила себя сферой секретности.
— Теперь да.