Нерушимый 1

22
18
20
22
24
26
28
30

— Рынок и рынок, — поджал плечами Тоха. — Не в курсе про Антонова. А Достоевский — это азер, который рынком рулит. Держит, то бишь.

— А чего Достоевский? Бабку зарубил?

Мой юный приятель запрокинул голову и залился хохотом, но не над моим, признаю, туповатым юмором, а над безграмотностью:

— А-ха-ха! Скажешь тоже, бабку! Старуху-процентщицу Раскольников хлопнул! А Достоевский об этом написал! А-ха-ха!

Смеялся он искренне, но беззлобно, а я смотрел на него и думал, что литературу в местных школах преподают, очевидно, хорошо.

— Хотя, знаешь, — задумчиво произнес Тоха, успокоившись, — может, и было такое. Мутный он.

— Достоевский ваш?

— Ну да. Его из-за имени так зовут. Он типа Али, но на самом деле его зовут Достали. Достали Мансурович Халилов. Так вот без его ведома никто шагу ступить не может.

— Он начальник рынка? — спросил я.

— Да какой там. Начальник там вообще сожиха. Он типа местный авторитет.

— Хм… Может, это глупый вопрос, но кто такие сожихи? — спросил я, решив, что лучше сейчас показаться идиотом, чем в более неудачный момент.

И снова он расхохотался, причем так буйно, как будто попал на передачу «Аншлаг», начал стучать себе по коленкам.

— Ты из какой дыры к нам приехал, Саня? Сожиха — это советская одинокая женщина. Сом — советский одинокий мужик. Слыхал поговорку, что сожихе нужен сом или… — Он назвал грязное слово, — а сому — сожиха?

— Не-а.

— Ты что, с луны свалился?

— С гусеницы.

— А-ха-ха!

Глядя на него, я и сам заулыбался. С возрастом многие теряют способность так искренне проявлять эмоции. Я вспомнил себя-школьника и своих приятелей — мы были такими же дурносмехами.

Успокоившись, Тоха продолжил:

— В грузчиках у него бывшие зэки, за еду пашут. И все ему за место платят мимо кассы.