— Что стряслось, мужики? — спросил я.
«Эмпатия» подсказывала, что эти двое хотят уничтожить лесовичка вместе со всеми елками, а один из них готов прямо сейчас облить все тут бензином и сжечь. Когда люди в таком состоянии, дипломатия может и не сработать, надо быть крайне аккуратным.
Что им нужно? Смотрящий рынка козни строит? Скоро выяснится.
Длинный набычился, плюнул прямо на пушистую елочку и заговорил:
— Слушай сюда, короче! Чо за цена такая — полтос за елку?
— Цена как ц-цена, — заикаясь, проговорил дядя Николай.
Я еле сдержал порыв схватиться за голову. Что ты творишь?! Зачем агришь гопников? Не умеешь общаться — молчи!
Длинный глянул на лесовичка так, что тот осознал свою ошибку, позеленел и замер, как гусеница-палочник, пытающийся слиться с фоном.
Н-да, читал, что в стрессовой ситуации у человека три реакции: бей, беги, притворись мертвым. Дядя Николай практиковал последнее. Социофобия у человека, бывает. Вот еще одно подтверждение тому, что лесник не должен работать продавцом, у него другие задачи. Только я собрался выяснять, из-за чего наезд, как лесовичок заблеял:
— Товарищи, лесничество… это… надо, вот. Не пропадать же.
Гости ничего не поняли, как и я, переглянулись.
— Чо ты там мычишь? — вызверился Длинный, спровоцировав у дяди Николая компульсивное словесное излияние:
— Пропадут, говорю. Рубили зря, что ли! Лесничество мое. Елки, сосны… расти мешают, прореживать надо…
— По триста продавай большие, по сотне — маленькие, понял? — угрожающе прогудел Квадратный. — Понял, спрашиваю?
Лесовичок закивал. Потом замотал головой.
— Н-нельзя. Такую цену лесничество назначило. Н-нехорошо.
— Ах ты ж… — От витиеватой словесной конструкции Длинного у елок половина иголок чуть не осыпалась. — А ты послушай, гнида. Нехорошо, значит. А покупать патент, деньги немалые платить — хорошо? А потом по лесу с пилой за лесником ходить — хорошо? А он, падла, только самые стремные деревья дает срезать, мозги все вытрахал. А потом кучу денег отвалить за место, а? И тут ты приваливаешь со своими копеечными елками — здрасьте! А нам что теперь, сосать?
Длинный пнул оплеванную елку и шагнул к пятящемуся лесовичку.
Ясно. Это фарцовщики хотят, чтобы елки продавались по той же цене, что у них. Они готовились к сезону, заплатили всем, кому можно, а тут приезжает монополия в лице государства и ставит их раком. Но, с другой стороны, это не должно позволять перекупщикам ломить цену. Есть нормы, будь добр, соблюдай.
— Товарищ на государственной службе, — объяснил я. — Он не имеет права ломить цену.
ebooksa