Нерушимый 1

22
18
20
22
24
26
28
30

— Достали Мансурович, можно я уже пойду?

— Сперва ко мне. — Достоевский распахнул дверь, и мужичок юркнул туда, оставив густой запах пота.

Меня перестали замечать, и я пошел к елкам, чтобы распрощаться с лесовичком. Он заметил меня издали, устремился навстречу.

— Все хорошо, дядя Николай, — улыбнулся я. — Да только пора мне домой. И неплохо бы нам рассчитаться. С елкой я бегал восемнадцать раз, получается тридцать шесть рублей. Кстати, вот деньги, которые я наторговал, держите.

Лесовичок взял купюры, и снова его лицо вытянулось, стало жалобным.

— В девять машина должна прийти с елками, грузчик заболел, помочь некому. Останься, а? Пятьдесят рублей плачу. Машина прямо на рынок зайдет, там минут на пятнадцать работы… — Почему-то он сделал выводы, что я не буду ему помогать и залепетал: — Понимаю, деньги небольшие, но добро казенное, больше не могу, помоги, а? Еще накину, сотка будет за все.

Сто рублей — это почти тысяча на наши деньги. Два дня можно прожить.

Я хотел согласиться, но мой живот громко возмутился, что его человека неплохо бы покормить. Лесовичок хлопнул себя по лбу.

— Вот болван старый. У меня ж пирожки есть, еще горячие. И травяной чай с медом со своей пасеки.

Я потер руки.

— Пирожки — это хорошо. Как можно устоять? Остаюсь!

Лесовичок отдал мне свою красную чашку, себе налил чай в крышку термоса, вытащил нечто, похожее на младенца, завернутого в одеяло, долго разматывал его, шуршал пищевой пленкой.

Я почуял пирожки раньше, чем увидел. А увидел — чуть язык не проглотил! В отдельной емкости были печеные — румяные, с темно-оранжевой корочкой сверху, и жареные. Мне хотелось именно жареных. Рот наполнился слюной в предвкушении.

Голод отодвинул мысли о двойниках и том, как их найти. Огромных усилий стоило не поедать беляши с урчанием, а я наседал в основном на них — все-таки организм у меня пока еще растущий, мяса не просто желал, а прям требовал.

— Ну как? — поинтересовался лесовичок, хитро прищурившись.

— О-о-о, божественно, дядя Николай, — ответил я с набитым ртом. — И вкус интересный, перченый да с лучком… М-м-м…

Так, стоп, остановись, Саня! Нужно же и хозяину оставить!

— Ты ешь, ешь, — довольно сказал лесовичок. — А это, между прочим, зайчатина. Дичь! Мария Семеновна готовила, я добыл.

— Ух ты! Если честно, никогда дичи не ел. — Он не знал, что я имитирую потерю памяти, и можно было осторожничать лишь самую малость.

— Эх, Саня, поди и на охоте ты не был?