Нерушимый 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Я вошел в раж и перестал ощущать солнце в груди как что-то отдельное. Я был им, оно было мной. Напротив меня стоял мощный смуглый противник с бычьей шеей и по-обезьяньи длинными руками. Он хотел бы меня опасаться, но не мог, считал легкой добычей.

Мы сразу же вошли в клинч, он повалил меня, упал сверху, я обхватил его ногами, улучил момент, выскользнул сбоку, перекинул ноги через его шею, заваливая противника набок. Десять секунд борьбы, и вот я сверху, беру его руку на болевой, он терпит пару мгновений и сдается.

Поднимаясь, я подумал, что после монстра Ибрагимова мои бои стали напоминать компьютерную игрушку: фарм мобов, равных мне по уровню, но все-таки уступающих в скорости.

Следующий мой бой был первым в круге и открывал четвертьфинал, мне достался ударник, которого я одолел точно так же, как и Фарбера: поднырнуть под ударную руку — клинч — партер — удушающий.

Я выиграл менее чем за минуту, вот только, поднявшись, ощутил себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Перед глазами потемнело, я устоял лишь благодаря рефери, поднявшему мою руку.

«Любой ресурс конечен», — пульсировали в голове слова Витаутовича, когда я на автопилоте выходил из клетки.

— Ты в порядке? — в голосе тренера читалась тревога.

— Умыться бы.

Я стянул перчатки и отдал ему, а сам направился в туалет, где принялся умываться ледяной водой, хлопать себя по щекам, не забывая поглядывать по сторонам и избегать взгляда в проклятое зеркало, которое так помогло бы отследить, чтобы никто не подкрался сзади.

Промелькнул силуэт. Я напрягся, развернулся, готовый к чему угодно, но парень с подбитым глазом закрылся в кабинке. Второй боец принялся мыть руки, не обращая на меня внимания.

Не веря, что от меня наконец-то отстали, я вышел в коридор и оторопел. Там слегка подвыпивший Олег стоял напротив Витаутовича и орал на него:

— Да что ты мне сделаешь! Да ничего ты не можешь! Даже триппер в публичном доме поймать! Ну!

Он сделал обманный прием здоровой рукой, и Витаутович не стерпел, схватил его за руку и повалил на пол, заведя ту самую руку за спину.

Увидев меня, тренер вскочил с поверженного Олега, и уронил:

— Дурак ты, Олежка. Еще ж пересечемся не раз. Что ж ты гадишь там, где есть придется?

— Это мы еще посмотрим, — бормотал он, поднимаясь, увидел меня и проговорил: — А ты зря шестеришь. Не обломится тебе ничего, помяни мое слово! Он — отработанный материал.

Витаутович вернулся в комнату ожидания, остановился у входа, позволяя уборщице домыть пол, прошагал к лавке, едва не зацепив стоящего в середине комнату припозднившегося бойца, взял мои перчатки, смартфон — мой и свой — и проговорил:

— Поздравляю. Твой соперник в полуфинале — Юрий Борецкий, второй фаворит турнира. Сейчас выступление Круга закончится — и сразу идем. Мы в «красной» комнате, а нам надо в «синюю». — Он оглядел опустевшую комнату. — Странно, что Барика тут нет.

Переместившись в синюю комнату, мы замерли перед закрытой дверью на арену. Я думал о том, что если сейчас завалю Барика, то отомщу и за Алексея, и за Олега-дурачка, и за всех тех, кто мог бы пробиться, да им не дали такие, как Борецкий. И пусть Гришин захлебнется желчью!

Музыка стихла. Грянули фанфары, и, натянув перчатки и дав тренеру помочь мне их закрепить, я по синей дорожке направился к клетке, потрясая кулаками. Кожа под перчатками слегка зачесалась, и я подумал, что хорошо было бы дать им просохнуть.