Нерушимый 4

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы рванули на поле, побегали, размялись, и началась заруба. Вдохновленные резвыми новенькими, наши запасные играли, как в последний раз.

Витаутович с трибун наблюдал, как самозабвенно рубятся Жека и Игнат, чтобы себя показать: «Смотрите на нашу слаженную игру! Мы красавчики, а защита ваша — дырявая». И мне подумалось, что с ними вопрос решен, хоть Димидко и орал, чтобы помогали защитникам создавать максимальный прессинг, а не лезли на нашу половину поля. Наши тыкались в стену, как слепые котята. Саныч останавливал игру, бегал по полю, водил игроков с места на место, показывая, как надо. В конце концов объявил, что работа над ошибками — после обеда.

Вот так потихоньку и собираются талантливые игроки. Нас уже начинают бояться, а таким составом — и подавно. На вечернем разборе полетов Жека и Игнат сидели напряженные. Так же напряглись Гусак и Кошкин, которых могли попросить из команды. Да и Клыков с Левашовым, полузащитники основного состава, тоже потухли, потому что могли потерять позиции и пересесть к запасным: в атаке Жека с Игнатом смотрелись куда более выигрышно.

Сан Саныч выстроил магниты на магнитной доске, синие — мы, красные — команда соперника. Посмотрел на доску, на нас и начал, тыча в поле противника:

— Суть, значит, в следующем: принять мяч и тут же отдать. Не отбить, не перехватить — отдать! В одно касание — так и вовсе хорошо! — Он на миг задумался. — Но мало отдать — надо отдать в ногу. Вот толпа перед вами. Вот идешь ты на трех защей. И? Что сделаешь? Начнешь финтить, потеряешь мяч, потом красиво упадешь, чтобы или судья, или уж я — штрафной, так? Еще и еще раз: команда проигрывает или в лучшем случае играет вничью когда?

Без особой уверенности ответил Василий Ан, он же Колесо:

— Если никто не проходит к воротам.

— Вот! — Димидко воздел перст. — Еще раз: самый короткий путь к чужим воротам какой? Прямо по центру. Не навесы, не прострелы, не пушка издали — проход и удар. Но как? Да — как?

Все долго молчали. Возбудившийся от собственных речей Димидко вращал глазами. Наконец Матвеич сказал:

— Квадраты…

— Вот! Именно! И вот тут мы с вами разыгрываем квадраты. Но не простые, а по-новому. Значит, суть не в том, чтобы себя показать, чтобы перехватить, отбить, кого-то наказать. — Он уставился на Жеку с Игнатом. — Нет! Суть в том, чтобы, получив мяч, сразу — я подчеркиваю это слово — СРАЗУ отдать этому же игроку на ход.

Он направил на стену трескучий проектор — побежали по полю футболисты.

— Смотрите! Учитесь! Вот защитник выложил тебе мяч на ногу… И? Ты вперед, ты финтишь всяко? Нет! Там стена! Там нас ждут! Ты получил от крайка мяч — тут же отправляй ему же вперед. Двое, трое отрезаны. Он не забьет — он защитник, и не его это дело. Но и ты не стой. Получил, отдал — и вперед. И вот тот защитник обязан отдать тебе обратно еще раз. У них — стена. У нас — стенка. Она двигается. Как в теннисе…

— Че это? — спросил ангелоподобный гопник Левашов.

— Игра такая была в моем детстве, — объяснил Димидко. — Приставка подключалась к телевизору.

Помнится, и у меня была эта советская приставка, правда, недолго — соседи дали поиграть на пару недель.

Ветераны закивали, я улыбнулся — ну откуда молодняку знать? Вон, белорусы как таращатся.

— Ладно, проехали, — махнул рукой Димидко. — Надо просто отдать мяч вовремя. Итак: раз-два-три. Только так! Я буду смотреть, а вы — раз-два-три! Вот вам два претендента. Хорошие ребята, молодые и острые. С ними вместе: раз-два-три. Вратарь или центральный защитник выдает пас по центру. — Он ткнул пальцев в нашего напа Рябова. — Ты бежишь вперед, а там — стена! Понял, да? И ты перед стеной просто отдаешь вправо или влево, где несется наш скоростной Хотеев или наш скоростной Бурак. Вот они, орлы наши, соколы! А вы, крайки, — что?

— Не ведем мяч дальше! — ответил Микроб.

— Да. Потому что при плотной защите бесполезно занимать все свободные зоны. Из свободных, из которые они вам оставили — не забьешь! Это закон! Надо так, чтобы мяч оказался за их спинами! То есть вот ты, Рябов, отдал Хотееву… А дальше — не прекращать движение! Не останавливаться! Это трудно, тут привычка — ясное дело. Но мы же хотим побеждать? — Он говорил и распалялся, заряжался уверенностью и заряжал нас.