— Со мной, — прощебетали за спиной, и молодая рыжая и веснушчатая женщина поставила на стол пирожное с кофе. — Вы кем приходитесь гражданину Тирликасу?
— Внуком, — соврал я — иначе никто со мной говорить не будет.
— У него расстройство когнитивных функций, проблемы с кратковременной памятью и вниманием, но все потихоньку восстанавливается.
— Памятью и вниманием, — повторил Лев Витаутович, и у меня сжались кулаки.
Я ведь помнил его другим, не вот этим овощем, а хищником, быстрым и изворотливым. Сука Шуйский, сука Фарб, надеюсь, их расстреляют!
— То есть он все помнит, понимает, но будто бы находится с своем собственном мире, — объяснила женщина. — Я его врач, мы занимаемся восстановлением. Думаю, все получится, и он сможет снова стать полноправным членом общества.
— Но станет ли он прежним? — спросил я и приготовился получить неутешительный ответ.
— Никто не знает.
Она зачерпнула борщ ложкой, поднесла ее ко рту Витаутовича и обратилась к нему, как к слабоумному:
— Лев Витаутович, нужно поесть, откройте рот.
Я закрыл глаза. Не могу этого видеть. А потом открыл, посмотрел в глаза Тирликасу и горячо проговорил, будто бы пытаясь передать свой огонь ему:
— Лев Витаутович, надо бороться! Вы же видите, что происходит! Вы нужны нам, нужны мне. Возвращайтесь! Боритесь! Слышите меня?
Показалось, или на самом деле в его взгляде вспыхнула осмысленность? Вспыхнула — и угасла.
— И как он будет свидетельствовать? — спросил я у докторши.
— Как сумеет, — пожала плечами она. — Ему сложно концентрировать внимание, но он может, правда, сильно после этого устает. Так что не отвлекайте его, пожалуйста.
— Мне хотелось бы следить за динамикой его состояния.
Докторша молча протянула мне визитку: Маргарита Борисовна Забродская. Надо же, как ей идет имя!
— Спасибо, — поблагодарил я и поспешил за свой столик, пока мой сопровождающий всю охрану на уши не поставил.
Вернувшись за стол, я сразу принялся есть борщ, слушая нотацию милиционера, что это столовая только для сотрудников, тут пропускной режим, и нельзя вот так безнадзорно шастать.
Промокнув рот салфеткой, я извинился перед ним и перед другими свидетелями, которые уже все съели и ждали меня, расправился со своей порцией, и нас отвели в тот же кабинет.