— Да, здесь была жестокая сеча, — пробормотал он. — Нечасто можно встретить такое упорство. Кто эти люди? Сколько ни плавал я в здешних водах, ни разу не встречал таких, как они. Семеро — всего лишь семеро? Где их товарищи, что помогли им справиться с датчанами?
Но на земле не было следов, ведущих от места битвы.
— Значит всего семеро, семеро против пятнадцати. Но все пятнадцать лежат бездыханные рядом с ними. Что же это за воители, способные уничтожить превосходящий их вдвое отряд викингов? Маленького роста, без кольчуги. И все же…
Внезапно ему пришла в голову новая мысль. Почему люди незнакомого племени не рассеялись, не попытались спастись бегством, спрятавшись в лесах острова? Но ответ он, кажется, уже нашел. Среди груды тел лежал странный предмет: статуя, высеченная из черного камня или вырезанная из дерева, которая изображала какого-то человека. Около пяти футов в высоту, она настолько живо передавала выражение его лица, что Турлох невольно отшатнулся. На статуе, наполовину прикрывая ее, лежал труп старика, изрубленного так, что трудно было узнать человека в этом куске кровавого мяса. Своей тонкой рукой он обхватил изваяние; вторую вытянул, пальцы крепко сжимали нож из кремня, по рукоять погруженный в грудь викинга. Турлох отметил про себя, что тела всех семерых покрыты страшными ранами. Немалых усилий стоило их свалить — они сражались, пока враги буквально не изрубили их в куски, но умирая, отправили на тот свет своих обидчиков. В широко раскрытых глазах смуглых людей застыла решимость отчаяния. Турлох заметил, как их пальцы все еще сжимают бороды врагов. Один из них лежал, придавленный трупом огромного датчанина, на теле которого, казалось, не было ни единой раны. Но приглядевшись, Турлох увидел, что смуглый человек, словно волк, намертво впился зубами в бычью шею викинга.
Он нагнулся и выволок изваяние из-под груды тел. Ему пришлось приложить всю силу, чтобы вырвать статую из руки мертвого старика, сжимавшего ее. Он и после смерти не желал расстаться со своим сокровищем; ибо Турлох осознал, что именно из-за этого изваяния сражались и погибли все до одного смуглые люди. Они могли разбежаться и уйти от погони, но тогда статуя досталась бы датчанам. Они выбрали смерть. Турлох покачал головой: ненависть к викингам, скопившаяся за годы диких злодейств и опустошительных набегов северян, никогда не покидала его, он был одержим этой ненавистью, нередко доводящей до припадков безумной ярости. В его огрубевшем сердце воина, не осталось места для жалости к врагам, и зрелище викингов, лежащих бездыханными у его ног, наполняло душу свирепой радостью. И все же он чувствовал — его ненависть ничто в сравнении с той силой, что двигала смуглыми людьми. Их действия диктовались какой-то исступленной верой, более глубокой, чем его ярость, идущей из глубины веков. Подобная древность чувствовалась даже в мертвецах, — не старость, но древность исчезнувших племен и народов, существовавших в незапамятные времена. Глядя на них, он словно перенесся в давно прошедшие времена варварства; а эта статуя…
Ирландец наклонился и обхватив ее, попытался поднять. Удивительно — он ожидал, что изваяние будет очень тяжелым, но его словно сделали из легкого дерева. Сначала он подумал, что статую отлили из стали, потом решил, что перед ним камень, но особый: такого, чувствовал он, не найти ни на Британских островах, ни в других частях известного ему мира. Ибо подобно мертвым телам, окружавшим его, изваяние дышало древностью. Поверхность его выглядела гладкой, будто оно вышло из-под резца скульптора только вчера, и все же казалось воплощением древности. Статуя изображала мужчину, ликом и статью походившего на мертвецов, сгрудившихся вокруг. Но это нечто большее, чем просто изображение соплеменника. Турлох чувствовал, что такой человек жил когда-то, и скульптор работал с натуры. Ему удалось вдохнуть жизнь в камень. Могучая грудь и широкий разворот плеч, сильные руки; черты лица выдают твердость и мужество. Выдающийся подбородок, прямой нос, высокий лоб — все указывало на могучий ум, бесстрашие, несгибаемую волю. Конечно, он был королем или богом этого племени, подумал Турлох. Но голову его не венчала корона; вся одежда состояла из набедренной повязки, так искусно вырезанной на камне, что можно различить каждую складку.
— Это был их бог, — задумчиво сказал Турлох, озираясь по сторонам. — Они бежали, спасаясь от викингов, но приняли бой и погибли за своего бога. Кто они? Откуда пришли? Куда направлялись?
Он стоял, опираясь на боевой топор, и странное чувство овладело им. Перед ним словно открылось бесконечное море пространства и времени: непостижимые, вечные пути, по которым скитается человеческий род, и людские волны, что накатывают в дни прилива и уносятся прочь, когда наступает пора. Жизнь — дверь между неизвестными, темными мирами, и кто знает, сколько людей разных племен с их надеждами и страхами, любовью и ненавистью, прошли через нее в своем странствии от одного царства мрака к другому? Турлох глубоко вздохнул. В нем проснулась свойственная каждому ирландцу тайная тоска по былому.
— Ты был королем когда-то, Черный Человек, — произнес он, обращаясь к безмолвному изваянию. — Или ты бог, и правил всем миром. Твои люди давно исчезли, как теперь исчезает мой род. Ибо ты наверняка повелевал Людьми Кремня, племенем, которое истребили мои кельтские предки. Что ж — то был наш день, а теперь мы уходим так же, как и вы. Эти датчане, что лежат у твоих ног — теперь они теснят нас. Скоро придет их день — но и они уйдут когда-нибудь. А ты, Черный Человек, кто бы ты ни был, — король, бог или дьявол, — ты отправишься со мной. Потому что я чувствую — ты принесешь мне удачу. Одна удача может помочь мне, когда я доберусь до Хельни, Черный Человек!
Турлох надежно закрепил статую на носу лодки. Он снова плыл по морю. Небо опять стало свинцовым, и словно дротики, что ранят и жгут кожу, проносились снежные вихри. Волны несли в себе серые кристаллы льда, а ветры, завывая, били в борта суденышка. Но в сердце Турлоха не было страха. Никогда еще за все время пути лодка не повиновалась ему так, как сейчас. Разрезая волны, прорывая плотную завесу снега неслась она вперед, и далкассийцу казалось, что Черный Человек помогает ему. Ибо без его покровительства он сто раз потонул бы. Правя лодкой, Турлох использовал все свое умение; будто чья-то невидимая рука вместе с ним держала весло, направляла румпель, помогала ставить парус.
А когда мир окутала беспросветная колышущаяся белизна, он плыл, повинуясь неведомому голосу, что указывал направление. Наконец, снежная пелена рассеялась, облака расступились, открыв сияющий холодным серебристым светом лунный диск — и тут впереди он увидел землю. Со странным безразличием смотрел он на цель своего странствия: перед ним лежал остров Хельни. Турлох знал, что совсем недалеко отсюда, за небольшим холмом, расположена бухта, где стоял на приколе корабль Торфела, когда он не бороздил моря в поисках добычи. А за сотню ярдов от бухты стояла скалли — логово пиратов. Турлох широко улыбнулся. Удача сопутствовала ему. Ибо только она могла привести его лодку сюда — никакое умение не помогло бы. Но нет — это не простая случайность. Лучше места для высадки нельзя и представить: в полумиле от вражеской стоянки, к тому же, укрытое от глаз дозорных возвышенностью. Он бросил взгляд на молчаливую статую на носу его судна. Мрачный, бесстрастный и загадочный Черный Человек. Странное чувство на миг охватило ирландца — ему показалось, что все произошло по воле изваяния, а он, Турлох, лишь пешка в игре неведомых сил. Чья это святыня? Какие тайны скрыты в его пустых глазницах? Почему сражались и погибли за него смуглые люди?
Турлох подплыл к маленькой расщелине. Закрепил лодку и ступил на вражеский берег. В последний раз оглянулся на безразличную статую и, пригнувшись, стал взбираться на холм. Добравшись до вершины, посмотрел вниз. Меньше чем в полумиле от возвышенности, в бухте стоял пиратский корабль. Неподалеку расположена и скалли Торфела, длинное узкое строение, сложенное из грубо обтесанных бревен; яркие отблески указывали на то, что внутри горят пиршественные костры. До него доносились радостные крики викингов. Турлох скрипнул зубами. Да, они веселятся, поздравляют друг друга с удачным набегом: дымящиеся руины домов — зарубленные мужчины — растерзанные девушки. Они были повелителями мира, эти викинги; все земли на юге покорны их мечу. Рожденный там жил лишь для того, чтобы когда-нибудь стать их жертвой или рабом. Турлох задрожал как в лихорадке. Словно острая боль, его жгла ненависть, но усилием воли он отогнал кровавый туман, застилавший мозг. Он здесь не для того, чтобы сражаться. Он должен похитить у похитителей их добычу — девушку.
Словно военачальник, обдумывающий план сражения, Турлох внимательно оглядел вражеское логово. Он отметил, что к задней стороне дома близко подступает густая стена деревьев; что между скалли и бухтой расположены небольшие строения, кладовые и хижины слуг. Возле берега полыхал огромный костер, рядом вопили, вливая в себя брагу, несколько человек из челяди, но большинство пронзительный холод заставил собраться в пиршественном зале главного здания.
Турлох прокрался вниз по поросшему деревьями склону и достиг леса, широкой дугой отходящего от берега. Он держался в тени, приближаясь к скалли кружным путем, опасаясь действовать в открытую из-за внимательных глаз дозорных, которых наверняка расставил Торфел. О боги, если бы сейчас за ним, как в былые времена, шли воины его клана! Не пришлось бы тогда, словно волку, таясь, пробираться между деревьями! Его рука, как стальная, сжала рукоятку топора, когда он представил себе эту сцену: атака, крики, кровавая сеча, игра далкассийских топоров… — он горько вздохнул. Отверженный: никогда больше не вести ему воинов-сородичей в битву.
Внезапно он упал в снег, укрывшись за невысоким кустарником. Приближались люди; тяжело ступая и громко переругиваясь, они шли оттуда, где только что проходил он. Вот они показались, два огромных норманнских воина, их кольчуга серебряной чешуей сверкала при лунном свете. Вдвоем они с трудом что-то несли; наконец, Турлох разглядел их добычу — Черного Человека! Страх при мысли, что они нашли лодку, пересилило изумление. Норманны были настоящими великанами; на их руках вздувались стальные мускулы. И все же они шатались под непомерной тяжестью своей ноши. Глядя на них, можно подумать, что статуя весит сотни фунтов, а Турлох поднимал ее, словно перышко! Он едва не вскрикнул от удивления. Северяне наверняка просто пьяны. Один из них заговорил, и волосы на голове у Турлоха встали дыбом при виде ненавистного врага.
— Опускай; клянусь Тором, эта штука тяжела как смерть! Давай отдохнем.
Второй выдавил что-то из себя, и они начали осторожно опускать изваяние на землю. Рука одного соскользнула; он не смог удержать статую, и Черный Человек рухнул в снег. Первый взвыл.
— Ты, косорукий дурак, уронил его прямо мне на ногу! Проклятие, у меня сломана лодыжка!
— Он сам вырвался у меня из рук! — вскричал второй. — Говорю тебе, эта штука живая!
— Тогда я сделаю ее мертвой! — прорычал охромевший викинг; вытащив меч, он нанес яростный удар по беспомощно лежавшему изваянию. Вспышка, и лезвие раскололось на тысячу сверкающих осколков. Один из них попал второму викингу в щеку, и тот испустил вопль.