Мы терпели, превозмогая боль, не подавая голоса, однако каждый, кто знал нашу породу, заметил бы угрозу, запертую в мощном дыхании, и цепь железной воли, сковывающую движения. Наша ярость извивалась, как прижатое к земле животное, которое хотят обезвредить, но не раздавить.
— Давайте разнесем эту… — заворчала Хлууробнуун.
— Шшш! — прервали мы.
— И Пиппита под обломками похороним? — буркнула Гууролуумбуун.
— Можем вырвать двери, — шепнула Хлууробнуун.
— Вспомни тех людей, что его схватили, — сказала я. — Вспомни, как сверкали их копья, как от малейшей искры воспламенялась злость!.. Пиппит боялся их, значит, и нам надо бояться.
— От него пахнет ужасно! — Бууруундуунхууробуум повела головой, и некоторые из нас даже выпустили из хоботов хвосты сестер, а Хлууробнуун переступила с ноги на ногу, так ярок был внезапно налетевший запах: потная основа страха с примесью чего-то худшего.
— Знакомый запах, — сказала Гууролуумбуун, и все мы закачали хоботами, ища друг у друга поддержки. — Наша сестра Горлуубну, помните?
— Никто не забыл Горлуубну! — прохрипела я из окутавшего меня черного тумана, в котором светлыми лучами блестели мои бивни.
— Думаете, Пиппит сошел с ума? — спросила Гууролуумбуун, осторожно водя поднятым хоботом.
— Умирает, — ответила Бууруундуунхууробуум. — Движется к смерти неотвратимо, как лето к зиме.
— Он болен? Избит? — Мой беззвучный голос был залит липкой грязью печали, в которой тонули мысли. Я старалась не дышать, чтобы не чувствовать ужасного запаха.
— Ни то, ни другое. Тело не повреждено, сила не уменьшилась. Но запах… Не могу понять.
Я снова ощутила душную волну, от которой хотелось бежать без оглядки.
— Его можно отыскать? Это опасно?
— Давайте посмотрим. — Бууруундуунхууробуум, должно быть, поняла, что еще чуть-чуть, и мы разбежимся в разные стороны. Она решила уступить в малом, чтобы потом не потерять всего.
Мы разобрались по местам и пошли цепочкой через ремесленные кварталы, воняющие краской, опилками и металлической стружкой. Бууруундуунхууробуум вела нас лабиринтом улиц, осторожная и суровая. В подножии кирпичной стены она обнаружила дыру, забранную железными прутьями наподобие окон в наших стойлах. Из дыры сочились вонючие страхи: свежие, как сорванная трава, и старые, протухшие сотни лет назад, когда матери наших матерей еще не появились на свет.
Среди них был страх Пиппита — даже я его чувствовала.
— Маленький, маленький человечек, — бормотала я. — Во имя света дня, во имя спокойствия ночи, до чего тебя довели?!
Мы толпились у зарешеченной дыры, по колено в страхе, и говорили хором, большей частью беззвучно, хотя кое-какие звуки все же раздавались. Нам, однако, было все равно: пусть человечки слышат.
ebooksa