Господство

22
18
20
22
24
26
28
30

Взвизгнули шины. Это два автомобиля одновременно рванули с места.

* * *

Когда Дион возвратился домой, огни все были погашены, хотя мамина машина стояла на своем обычном месте.

А рядом стоял красный «корвет».

Дион быстро глянул на исчезающие вдали огни стоп-сигналов машины Кевина. Слишком поздно. Он развернулся кругом.

«Ничего не случилось, — сказал он себе. — Она просто пригласила новую приятельницу, чтобы поболтать. Всего лишь поболтать. Вот и все».

Но если это так, то почему же везде погашен свет?

Осторожно ступая по гравиевой дорожке, на цыпочках он подошел к входной двери. Она была заперта, но у него был ключ. Он вытащил бумажник, достал ключ из кармашка позади банкнот и открыл дверь.

Теперь уже было совершенно ясно, что мать в своей спальне.

И не одна.

Он стоял не двигаясь. Значит, это все-таки оно. То самое. Она начала все сначала. А еще лапшу на уши вешала насчет того, что переворачивает новую страницу в своей жизни. Говорила и сама не верила ни одному своему чертову слову.

Значит, опять придется сматываться из этих мест. Куда же на сей раз?

И как скоро все это случится? Сколько пройдет времени, прежде чем она все здесь к черту поломает и ее опять выгонят с работы?

Он начал осторожно красться по деревянному полу к своей комнате. Двигался беззвучно, этому он научился уже давно. В застоялом воздухе чувствовался едкий запах виски. Как ему хотелось сейчас быть одним из тех крутых, которым все безразлично, которые могут просто плыть по течению и принимать вещи такими, какие они есть. Но он не был одним из таких, просто не мог.

Дион закрыл дверь своей комнаты, снял одежду и забрался в постель. Громкая беседа двух нетрезвых людей, обрывки которой он мог слышать вначале, когда вошел в дом, сейчас превратилась в нечто другое. Через тонкую стенку был отчетливо слышен гулкий скрип кроватных пружин, который сопровождался короткими высокими захлебывающимися нотками вскриков. Скоро мать начнет свою традиционную ночную серенаду: «О Господи, как мне хорошо! Какой ты хороший!.. Ты такой хороший!.. Да!.. Да!.. Хороший! О Господи!.. Ты такой… О Господи, ты такой большой!.. О Господи!» Он знал это все наизусть. Это никогда не менялось. Мать никогда не называла имен мужчин, которых приводила в дом, и он бы не удивился тому, что она просто их не знала.

Дион накрылся одеялом с головой и заткнул уши, пытаясь хотя бы приглушить звуки, но куда там. Вопли становились громче. «Это что, она так получает удовольствие? — размышлял он. — Эти выкрики что-то значат, она действительно так чувствует, или это просто ритуал, часть действия?» Он до сих пор не мог этого понять.

Закрыв глаза, он попытался сконцентрировать свое внимание на чем-нибудь другом, отвлечься от представления, разыгрывающегося в соседней комнате, но это было невозможно.

Сейчас он ненавидел свою мать.

Говорят, тинейджеры бунтуют против родителей, сознательно отказываясь от их системы ценностей в попытке сохранить свою собственную индивидуальность. Это звучит хорошо, но только на уроке психологии, а в действительности он совершенно не ощущал себя восстающим против чего-либо. Тем не менее у него были серьезные подозрения, что его постоянная неловкость и напряженность в общении с людьми, в особенности с девушками, есть реакция на «слишком свободный, до чрезвычайности» стиль жизни его матери.

Может быть, именно поэтому он до сих пор не имел ни с кем сексуальной близости.

Разумеется, Дион не признался бы в этом открыто, не поделился бы даже с Кевином, но это было правдой. Достаточно того, что он осознавал это. При этом юноша убеждал себя, что это даже хорошо, что лучше подождать, когда найдешь человека по душе, но ведь это было только оправданием, и он знал это. Конечно, прекрасно, что у него такие высокие моральные принципы. Он слегка успокаивал себя тем, будто он сознательно принял решение поступать именно так, но на самом деле он был такой же, как все остальные. Он никогда бы не отказался от секса, ухватился бы за это с радостью, если бы такой шанс представился.