Королева голод (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

Восседавшего на каменном возвышении монстра могло придумать только больное воображение. Грубые, с острыми краями, испещренные оспинами впадинок, камни образовывали фигуру сутулого старика. Он сидел на корточках, подпирая квадратный подбородок ладонями. Неведомые ваятели не слишком старались передать детали скульптуры. Узкие губы идола были намечены двумя извилистыми линиями. Один из камней выдавался вперед, образовывая обезьяний нос с глубокими ноздрями. Эффект выпученных глаз достигался благодаря грубо выбитым концентрическим окружностям. Чуть ниже находились углубления, символизировавшие морщины на отвислых щеках. В расщелине между двух камней, образующих грудь, висел маленький, круглый амулет.

Поражали пропорции монстра. Сведенные вместе пятки образовывали с толстыми голенями неестественный угол. Руки были настолько длинными, что если бы идол встал, достали бы до земли. Гениталии исчезали под складками толстого брюха, заканчиваясь за спиной раздвоенным, бугристым хвостом. При всей своей непропорциональности идол походил на человека, что делало его еще страшнее.

Увлеченная осмотром троица совсем позабыла о времени. Свет фонарика становился все тусклее и грозил вскоре погаснуть вообще.

– Пора сматывать удочки, – долговязый кладоискатель приблизился к идолу. – Что-то неохота мне с этим букой в темноте оставаться. – Маленький трофейчик на память…

Пальцы юноши коснулись амулета на груди каменного монстра. Истлевшая бечева, на которой держался фетиш, будто только и ждала этого прикосновения. Она порвалась с коротким, сухим треском. Земляные стены задрожали. Тонкое, пронзительное завывание разбудило дремавшие вверху корни деревьев. Они начали извиваться, отряхивая с гладких туловищ налипшую землю.

Рыжий, не дожидаясь продолжения, карабкался к спасительному лазу. Сквозь струи земляного дождя Катя видела, что юноша с амулетом в руке не двигается. Пугало отстраненное выражение его лица. Завывание, шедшее ниоткуда и отовсюду, стало невыносимым для человеческого уха.

Девушка сжала голову ладонями, словно опасаясь, что та взорвется. Один из корней, плотоядно извиваясь и взрывая землю, добрался до отверстия в стене.

Тугие кольца сдавили лодыжку беглеца, и только ужас, придавший юноше силы, позволил ему сильным рывком освободить ногу. Трофеем деревянного удава стал кроссовок, который моментально превратился в бесформенный комок кожи.

Метаморфозы продолжались. Из стен ударил болезненный зеленовато-желтый свет. Катя зажмурилась и, вытянув вперед руки, двинулась по направлению к стене, у которой, охраняя лаз, замер древесный корень. Он дернулся в сторону девушки и выбил фонтан земляных брызг в сантиметре от ноги Кати.

Девушка карабкалась наверх, преодолевая сопротивление воздуха, ставшего густым и горячим, как расплавленный свинец. Протискиваясь внутрь, зацепилась головой за верхний край лаза и оставила на нем клок волос. Свет, теперь оставшийся позади, бросал зеленые отблески на земляные стены тоннеля. Неистово работая локтями и коленями, девушка преодолевала метр за метром.

Через несколько, показавшихся вечностью минут, Катерина оказалась в подвале и рухнула на битый кирпич. Ее джинсы и блузка превратились в лохмотья, а кожа на открытых местах покраснела и покрылась багровыми язвочками. Девушка чувствовала, что жизнь вытекает из тела подобно воде из дырявой бочки. Чтобы встать на ноги, Кате пришлось доползти до стены и вцепиться в нее руками. В расщелинах между кирпичами осталось несколько ногтей, покрытых розовым лаком. Окаймленные покрасневшей кожей глаза вперились в узкую щель, за которой бесповоротно угасал день.

Спотыкаясь на каждом шагу, девушка двинулась к выходу. Счет уже шел на десятки сантиметров. Шуршание мусора под ногами отдавалось в голове тупой болью.

В ту секунду, когда рука Катерины коснулась металла двери, болезнь, разлившаяся по телу, достигла мозга. Подвал завертелся с нарастающей скоростью, а его земляной пол встал на дыбы и ударил девушку в лицо. Осколок кирпича врезался в подбородок, оставив на нем глубокую рваную рану.

Катя боли не ощутила: к этому моменту она с головой погрузилась в холодные волны беспамятства.

Обмякшее тело рухнуло на жесткое ложе кирпичных осколков. Темный провал лаза выплюнул в подвал последнюю, смешанную с клубами пыли вспышку неземного света. По стенам зазмеились узкие трещины и замок содрогнулся в последний раз.

Когда все стихло, вход в тоннель исчез. Осевшая стена отсекла от мира живых людей мрачное жилище идола с выпученными глазами.

Фонарь теперь валялся на земле, освещая грязные ботинки парня, который задумчиво водил указательным пальцем по гладко отполированному круглому камешку. Иногда юноша наклонял голову, будто прислушивался к чьему-то голосу. Губы идола не шевелились, но он говорил. Лающие и хлесткие, как удары кнута фразы произносились на древнем, давно позабытом языке. Однако слушатель все понимал. Переводчиком служил амулет, работавший подобно антенне и передающей извращенные мысли каменного мозга. Идол не обещал одарить своего слугу всеми мыслимыми и немыслимыми благами, просто требовал беспрекословного подчинения, что уже само по себе являлось наградой.

На испачканном в земле лице юноши играла безмятежная улыбка. Для него уже не существовало тайн. Понятия времени и пространства потеряли всякий смысл. Все было предельно просто и ясно. Божество древних славян именовало себя Зничем, Повелителем погребального огня.

Он был прекрасно осведомлен о том, что творится наверху. Достижения человеческой цивилизации вызывали у Знича прилив первобытной радости.

Те, кто в далекие времена именовал его Тармагурахом и укладывал на каменный алтарь визжавшие от ужаса жертвы, давно истлели и рассыпались в пыль. Зато их потомки овладели многими видами энергии, способной созидать и сокрушать. Повелитель погребального огня собирался в очередной раз выйти из темноты и прокатиться по Земле неистовым ураганом, пожиная обильный урожай жизней.