По дороге в лес комсомолец Кречет бормотал только что придуманную им самим молитву.
…Из мира воспоминаний старика вырвал рокот автомобильного двигателя. Грузовик Бурканова остановился у обочины.
– А я, Захарыч, грешным делом подумал, что и ты Богу душу отдал! – высунулся из окна кабины Денис. – Но вижу – шевелишься.
– Помер кто-то?
– Ну, ты даешь! Сам же у морозовской хаты сидишь, а того не знаешь, что дружбана два часа назад в морг увезли!
– Васька?! – Кречет бросился к шоферу и, схватив его за отвороты куртки, начал трясти. – Что с Васькой?!
– Отпусти, старый придурок! – Денис с трудом вырвался. – Убили Михалыча. Горло с корнем, как давеча коровам, вырвали. Утром бабы нашли. Кровищи там…
– Где? – ответ на свой вопрос Кречет знал заранее.
– Развалины панской усадьбы помнишь? Рядышком, в лощине лежал…
– На ящик водки заработать хочешь?
– Хм…Лады! Что делать-то надо?
– Канистру бензина найдешь?
– Ради тебя, Захарыч, хоть сейчас из бака солью!
Кречет нащупал в кармане кипарисовый крестик.
– Чего расселся? Сливай!
– Стой, стреляю! – Матвей, резко вскинув трофейный «шмайсер» и медленно заживавшее плечо тут же напомнило о себе вспышкой боли.
– Только не забудь последнюю пулю себе оставить, горе-часовой!
Морозов выскользнул из кустов с присущей ему кошачьей грацией. Плюхнулся на траву рядом с Кречетом.
– Дай курнуть, аж челюсти сводит. Теперь всю жизнь меня табачком снабжать будешь!
– С какой это радости?