— Что такое «вахтёрша»? Какое-то немного вульгарное слово, мне кажется.
— Хорошо. Консьержи, швейцары, сторожи…
— Кустоды, — подсказала она.
— Боже, Нинель Кирилловна, вы так очаровательно начитаны!
— Вы мне льстите.
— Так вот, — продолжил я, — все вот эти замечательные дамы в летах, хранящие вечерний покой абитуриенток — неподкупны, не подвластны телепатическому гипнозу — коим вы уже весьма владеете, кстати. А все девушки из вашего института, разумеется, ни разу не водили к себе в кампусы никакого рода юношей. И не делились с вами разного секретами.
Нинель Кирилловна, похоже, приняла игру, но некоторое время шла, обдумывая варианты ответа.
— Нет, ну, конечно, это всё никоим образом невозможно. К тому же, там везде камеры.
— Артефакт-матрицированные?
— Я не разглядывала. А что, вы развили навык их взлома?
— Конкретно камеры я не взламывал, но однажды починил самолёт в прямо в полёте, захваченный террористом-артефактором.
Не люблю хвалиться, но пришлось очень кстати.
— Нет, что это я такое спрашиваю, — кивнула она. — Как можно взламывать собственность института! Да ещё и для проникновения на территорию.
— Это страшное, страшное правонарушение, плохо так делать, нехорошо, — подтвердил я. — На каком этаже, кстати, вы располагаетесь?
— На втором.
— О, ну, сравнительно невысоко. Я думал — куда выше!
— Здание трёхэтажное…
— Я так предполагаю, что это трёхэтажное здание со внутренним двориком, ведь так? Длинное, с множеством подъездов?
— Да, именно так, «реккехаус», как говорят норманны. Огороженный внутренний двор, с садом для чтений, спортивной площадкою… Мои окна выходят во двор, достаточно мило и уютно. Но, всё равно — в случае, если потребуется срочная эвакуация, например, при пожаре — мне будет очень страшно.
— Почему же, любезная Нинель Кирилловна? — спросил я, искусно изобразив недоумение.