— Считай это профессиональной паранойей.
Она лукаво посмотрела на меня через плечо, затем развернулась и придвинулась ближе — на опасно близкое расстояние. Прошептала:
— Не поцелуешь меня?
Я осторожно отстранился, проведя рукой по спине.
— Нет. Я бы с радостью, но это только усугубит в тебе твои старые болячки. Лучше расскажи побольше про прошлое — что-нибудь хорошее, что было?
Она вздохнула, отвернулась и опрокинула весь остаток стакана.
— Что рассказывать. Он любил сзади. Говорил, что у меня самый лучший на Тихом Океане зад. Иногда делал больно, пару раз… он приводил мальчика, молодого солдатика, что-то вроде его адъютанта, чтобы тот смотрел и учился. Один раз даже просил его помочь, подержать меня за… Ладно, что это я…
— Ты можешь рассказывать дальше. Ты не думала найти этого парня?
— Думала… Наверняка этому мальчику тогда всё понравилось. Только зачем я ему такая. Испорченная.
Я покачал головой.
— Кто тебе такое сказал? Про испорченное?
— Никто, сама решила!
— А я знаю, кто. Мамаша тебе сказала это. Или батя. Или какая-нибудь тётушка Люсинда, которую ты очень уважала в детстве и которая резко поменялась, когда ты начала всю эту интрижку. Всегда есть кто-то из близких, кто очень авторитетный, и чьё мнение очень сильно отпечаталось.
— Бабушка, — прошептала она. — Она мне с двадцати лет это говорит…
— Она жива у тебя?
Вероника кивнула, оживилась, даже улыбнулась.
— Конечно, ездит на мотороллере… работает свечницей в церкви святого Луки в Катарманске… Баколодская область.
— Значит так — бери телефон, звони своей бабуле и говори ей, что плевать хотела на её уважаемое мнение, и что вообще — не надо лезть и со своими свечками стоять над постелью дорогой внучки!
— Позвонить не получится… Но, пожалуй, ты прав!
Она достала телефон, набрала «голосовую почту», затем отошла в сторонку и принялась долго и с активной жестикуляцией и слезой в голосе записывать сообщение на незнакомом мне странном языке, затем пошла заказывать ещё выпивки, но тут я уже вовремя поймал и остановил.