— При этом ты наверняка найдёшь там ответы на все волнующие тебя — и нас — вопросы, — добавил Вечный.
Я кивнул.
— А прямо сейчас вы мне ответить на них не можете, так?
— Не можем, — покачал головой Иннокентий. — Вне нашей компетенции. И, по большей части, вне наших познаний. Мы лишь смутно догадываемся, где это место, и не хотим вас пугать.
Я усмехнулся.
— Получается, вы, Иннокентий, подчиняетесь, Вечным, они — подчиняются драконам, а драконы…
Иннокентий вздохнул.
— Не вполне точно, но примерно так. Кому подчиняются драконы — я не знаю. И знает ли мой коллега — тоже не знаю. Может, они подчиняются главному дракону, может, коллективному разуму, может — неким своим погонщикам, может, кому-то ещё. Драконы лишь транслируют нам эту волю.
— Хотя бы место назовите, чёрт возьми. И почему Анука так важна для вас?
— Если мы назовём место прямо сейчас — то, боюсь, ты не захочешь идти, — сказал Вечный, затянувшись трубкой.
— Боюсь⁈ Ты чего-то боишься, Вечный?
— Боюсь, что вот это всё никогда не кончится, — он тыкнул пальцем в небо. — А опыт нам подсказывает, что это всё неспроста. Что именно ты можешь это всё прекратить, потому что именно ты всё это и начал.
— Хорошо, хорошо. Допустим, могу прекратить. Но один из ваших тут заявил, что этот мир не спасти, — вспомнил я слова первого из встреченных мной Вечных. — И что плод должен быть сорван. Получается, я сорвал плод?
— Сорвал, — кивнул Вечный. — Кто-то уже сорвал плод. Может, и не ты.
— Кончайте говорить загадками, прошу.
Иннокентий обдумал и ответил.
— Это что-то вроде пророчества. Нам самим не нравится это «пророчество». Скажем, истории, передаваемой из уст в уста. Придёт вечный, древнее драконов, сорвёт плод, и мир падёт в бездну, стряхнув звёзды, как росу с листьев. Но упоминается, сорвавший плод может спасти мир, если сам того пожелает. И мы посчитали, что было бы лучше, если бы пророчество сбылось именно через тебя. Даже если первая часть исполнена не тобой.
— Насколько древнее пророчество?
— Очень древнее. Древнее меня. А мне тысяча шестьсот двадцать лет, — сказал Вечный, затянувшись трубкой.
— Вот же срань, — выругался я. — То есть вы… поручаете мне спасти мир? И погибнуть при этом?