Срезанная ветвь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Из Центра Треугольника.

— Эльдар, они сказали, что ты должен будешь идти, и что ты не вернёшься?

Я промолчал. Большую часть дороги мы ехали молча — я не до конца понимал его молчания и не хотел разбираться, считает ли Матвей Генрихович Циммер меня своим сыном, переживает ли, и что будет потом. Наверное, переживал. Наверное, скорбел. Перед ответственным моментом я постарался включить уже знакомый и свежий цинизм, давно привычный по работе Секатора.

Конечно, половина меня хотела отказаться от всего, бросить поиски и остаться. Не рисковать. Вернуться домой, провалив задание, укатить оттуда в Питер, упасть в тёплые объятия Нинели Кирилловны. И пусть весь мир покатится в ад.

Но ведь он реально, судя по всему, катился в ад. Катился не то из-за моего пришествия, не то из-за моего поступка, не то из-за поступков и действий тех, кто пришёл вслед за мной.

А значит, что размотать весь этот клубок должен я сам.

Ехали к упомянутой Лысой Горе больше полутора суток. Отец знал про Лысую Гору от коллег, других «толмачей», но сам там ещё ни разу не бывал. Вечером первого дня выехали на чуть более удобную для передвижения старую грунтовую дорогу, ведущую к заброшенной базе РосКОНа. А затем, разогнавшись на ровном участке, не менее удачно «повстречались» с перебегавшим дорогу здоровенным зверем.

Я не сразу понял, кого мы сбили, а когда мы спешились, чтобы затащить тушу на решётку у кормы — мурашки пробежали по спине.

Это снова был единорог. Как тогда, в Аустралии, с Самирой, перед тем, как я повстречался с Первичным Источником, а затем угодил в плен к сиамцам. Только в тот раз мы повстречали белоснежного единорога, напоминавшего лошадь, а здесь был чёрный, как смоль, огромный зверь, больше напоминавший помесь шерстистого носорога с оленем.

— Индрик чёрный. Редкий, — почесал голову отец. — Большая удача.

Пока всё выглядело идеально — нам в руки упала добыча. Если прикинуть, какая была вероятность того, что на абсолютно безлюдном маршруте нам под колёса угодит краснокнижный зверь… В общем, снова приходилось задуматься о предназначении, жизненном пути и прочих категориях, которыми я мыслил, когда был Секатором.

Мы прибыли к горе через семь часов, на рассвете двадцать четвёртого октября — это оказалась столовая гора, скорее, даже небольшое горное плато, возвышавшееся над рельефом на метров двести. Склоны шли под приличным углом, а жидкий лесок заканчивался на первом десятке метров. Ничего, подходящего под нормальную дорогу здесь не обнаруживалось.

— Припоминаю, — нахмурился отец. — Андрей Петрович говорил, что сюда огромная проблема затащить добычу. Благо, мы с тобой два кинетика.

Машину оставили внизу. Начался мелкий, противный дождь, но нас это не остановило. Пока большая часть солдат и тонмаори сооружали костёр и переносили вещи наверх для временного лагеря, мы с отцом при поддержке двух солдат в течение двух часов практиковались в кинектировании. Вооружились двумя аккумуляторами, солдаты подкладывали брёвна для волочения, а мы, словно два Сизифа, толкали наверх тонну мёртвого индрика.

Наконец, добыча была наверху, оставалось дотащить её метров тридцать до ровного места, где уже разгоралось пламя костра.

— Всё идёт по плану, — проговорил я.

И устало присел на землю, чтобы восстановить силы, как вдруг под мягким местом что-то больно зажгло и закололо. Пригляделся — вся верхушка Лысой Горы была усеяна маленькими полупрозрачными кактусами, напоминавшими стеклянный репейник. Многие из них цвели разными цветами, от розового до синего.

— Осторожнее. Они слабоядовитые, аллергию вызывают, — предупредил отец и осторожно сорвал один. — Реликтовые. И в них пол-кейта на центнер размазано, текила из них стоит целое состояние, хотя по вкусу ничем не отличается от мексиканской или туранской…

Подлечился, мы приготовились перекусить, как вдруг один из солдатов привлёк наше внимание.

— Смотрите, там!..