Корона, огонь и медные крылья

– Ваше высочество! Да я умру за вас!

И Альфонс тут же добавил:

– Ваше драгоценное высочество, вы же просто звезда путеводная! Неужели думаете, что за вами мало верных людей пойдёт? Мы все готовы умереть за вас и за веру, вот увидите. Только бы вырваться из этой скучищи.

– Угу, – сказал Стивен. – Тут-то, прекрасное высочество, точно, что от скуки повеситься впору. Людишки-то – быдло, ворьё да потаскухи. Тут, хоть в лепёшку расшибись, служа Господу, – всё равно никто не почешется. Тут всем только деньги давай…

А Альфонс усмехнулся и сказал:

– Деньги сами по себе не плохи. Там, на Чёрном Юге, говорят, золото, рубины, благовония, бархат с шёлком – богатства, какие тут никому и не снились. Только здесь всякая рвань, которой у нас благоволят, сидит на заднице, прибивает грош к грошу пудовым молотом, ковыряется в навозе…

Я подумал, что Альфонс дело говорит. Завоевать славу и богатство с мечом в руках – это вам не ждать, когда с земель доходы пришлют! Война… вот оно, вот! Не то что вся эта мышиная возня: в одном кармане вошь на аркане, в другом – клоп на цепи! И не зависеть от каждого чиха Большого Совета! И никаких тебе «помолчите, Антоний»! За меня пушки выскажутся!

Жерар налил всем ещё, облокотился о стол и сказал мечтательно:

– А женщины, ваше великолепное высочество! Вы ещё об этом подумайте… Не в них, конечно, дело, языческих тварей надлежало бы привести в лоно истины… в смысле, истинной веры… но эти черномазые дикарки выделывают такие штуки… Господа, знаете, я как-то видел на ярмарке танцорку-язычницу… Как бы сказать? Стыда у этих девок нет вовсе, а тело лучше, чем у цивилизованных женщин. Они на всё, ну на всё готовы, понимаете?

Это нас проняло. Моя свита забыла про вино, а я до позднего вечера обсуждал с баронами будущий Священный Поход на Чёрный Юг. Вот это было дело! Если бы я и вправду дошёл с боями до могилы святого Муаниила! Если бы привёз его пречестные мощи в своё королевство, и они бы упокоились в столичном соборе! Вот тогда бы все эти старые клячи из Большого Совета стали бы по-другому ко мне относиться! С должным благоговением. Восхищённо. Да что там! Я стал бы не просто королём, а великим королём! Я что, не заслуживаю памяти потомков, что ли?

Мои бароны тут же рассказали об этом разговоре своим приятелям, не удержались. Но я не стал гневаться. Даже лестно было, когда на следующий день у меня в приёмной собралась целая толпа молодых людей благородной крови, чтобы выразить восхищение моей идеей. Они рвались в мою свиту и на подвиги, чистые души! Один славный парень с нашего Севера, не сходя с места, дал обет перед Всезрящим Оком, что отправится со мной в поход, как только его благословят, а за ним – ещё человек пять. Мои бароны только поулыбались – уж им-то никакой обет был не нужен, они и так рвались в бой.

Мартин как-то ляпнул, что у королей друзей не бывает – но у меня-то они были, ещё какие друзья! Меня все любили. Потом я говорил с молодыми дворянами, которым хотелось послужить Господу, – и они все были в восторге, просто горели желанием воевать за веру. Я ходил по городу, и честные юноши смотрели на меня как на Божьего вестника. Всякая мразь теперь за версту убиралась с дороги, а девицы делали авансы с самыми благочестивыми целями. Короче говоря, дамы и господа, жизнь приобрела смысл.

Мне даже снилась эта война. Битвы с язычниками. Как я стою на палубе корабля, всё в дыму, грохот, вокруг смерть – но всё равно победа за нами. Какие-то города снились, кажется, целиком золотые. Язычницы, красивые и развратные, как демоницы. Я просыпался с сердцебиением и подолгу не мог снова заснуть – так это было здорово.

Я близко познакомился с парой старых вояк. Они на меня через некоторое время тоже молились, рассказывали всякие полезные вещи и давали советы. Отцовская политика всем нашим мужчинам посмелее уже встала поперёк горла – но говорить о таком вслух осмелились только эти двое. Конечно! Отец же только и знает, что повторять: «Худой мир лучше доброй ссоры» – что даже звучит нелепо. Я понимаю, он уже немолод, слава у него в кармане, имя он в историю вписал – теперь только и болтать в Совете целыми днями то о налогах, то об урожаях, то ещё о каких-нибудь прескучных пустяках. Или с соседями сюсюкаться. Как бы кто-нибудь не напал, упаси Бог, – придётся же отрывать зад от престола и ехать на войну, что утомительно и опасно. Нет, я его не упрекаю, ни в коем случае, я понимаю, старость – не радость, но я-то ещё мхом не зарос! А что, если я помру от холеры или от лихорадки раньше, чем стану королём?! Кто тогда обо мне вспомнит?

Надо позаботиться о славе. Там, на Чёрном Юге, за Мёртвыми Песками, есть сказочный город Саранчибат, где золото, алмазы, кровные лошади и самые прекрасные язычницы на свете – вот что я получу! Я соберу армию, поставлю язычников на колени, обращу в истинную веру, а Саранчибат будет бриллиантом в нашей короне. Моим, моим бриллиантом! Грош мне цена, если это не выйдет.

Но всё выйдет. Я не сомневался.

В город начали приезжать отважные молодые люди, подвижники и смельчаки – они были готовы часами торчать у ограды дворцового парка, чтобы увидеть меня одним глазком и прокричать, как они меня любят, преданы и готовы на подвиги. А вслед за ними в городе появились наёмники, «ветер с моря», «перелётные птахи», настоящие волкодавы, умеющие воевать лучше регулярной армии и готовые на подвиги и вообще на всё. И эти при встрече вопили: «Да здравствует его высочество святой Антоний!» – наивно, конечно, но от души же!

Только мой отец был совершенно не в восторге. В первый раз, когда я попытался с ним серьёзно поговорить, он просто заявил: «Антоний, извольте выкинуть дурь из головы!» А я так старался объяснить, всю душу вывернул, все аргументы привёл, кажется… и только и услышал, что «замолчите, Антоний!» Как всегда, зараза!

А вдогонку этому милому напутствию отец прочёл мне нотацию. Всё как всегда. Снова унижал, как мог, да ещё и с некоторой примесью ереси, будто это обычно для короля!

– Нет, – говорил он. Не изволите ли, дамы и господа? – Нет надобности вкладываться в войну на территориях, которые мы не можем присоединить, – будто святая цель надобностью не является. И ещё: – Ваш прадед Фредерик… его называют Святым, а надо бы Олухом Царя Небесного! Вместо того чтобы дело делать, таскался где-то за тридевять земель, растерял людей в якобы победоносных боях, от которых стране ничего не прибыло.