99
…они убедительны потому ~ удивительно удачном выражении. — Ср. аналогичное рассуждение Скотта в статье об Э. Т. А. Гофмане: «Шекспир ‹…› подыскал для „мертвого повелителя датчан“ такие слова, какие уместны в устах существа сверхъестественного и по стилю своему отчетливо разнятся от языка живых действующих лиц трагедии. В другом месте он даже набрался смелости раскрыть нам в двух одинаково сильных выражениях, как и с какой интонацией изъясняются обитатели загробного мира:
И мертвый в саване на стогнах Рима
Скрипел визгливо да гнусил невнятно.
Тем не менее то, с чем справился гений Шекспира, будет, пожалуй, выглядеть комичным, если это выйдет из-под пера менее одаренного писателя ‹…›» (Скотт В. О сверхъестественном в литературе и, в частности, о сочинениях Эрнста Теодора Вильгельма Гофмана / Пер. А. Г. Левинтона // Скотт В. Собр. соч.: В 20 т. М.; Л.: Худож. лит., 1965. Т. 20. С. 607; далее это издание обозначается как: Скотт 1965). Цитата, в обоих случаях приводимая Скоттом — в очерке о Рив в сокращенном виде: «‹…› писка и невнятного бормотания ‹…›» («squeaking and gibbering»), — заимствована из трагедии «Гамлет, принц Датский» (I. 1. 115—116); ср. у Шекспира: «‹…› The graves stood tenantless, and the sheeted dead | Did squeak and gibber in the Roman street» («‹…› гробы | Разверзлись; в саванах с невнятным бормотаньем | По римским улицам вопили мертвецы». Пер. К‹онстантина› Р‹оманова›). Фразеологически и контекстуально близкий образ возникает также в трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» (1599, опубл. 1623; II. 2. 24): «And ghosts did shriek and squeal about the streets» («На улицах визжали, выли духи». Пер. А. Величанского).
Размышления Скотта о языке фантастических персонажей Шекспира обнаруживают значительное сходство (и, возможно, преемственно связаны) с наблюдениями Аддисона в статье, опубликованной в журнале «Спектейтор» («Зритель») 1 июля 1712 г. (№ 419). Ср.: «Та благородная необузданность фантазии, которой он (Шекспир. — С. А.) владел со столь великим совершенством, позволяла ему свободно касаться этой слабой суеверной стороны воображения своего читателя; и дала ему возможность одерживать успех там, где он мог полагаться только на силу своего гения, и ни на что больше. В речах его призраков, фей, ведьм и тому подобных воображаемых существ есть нечто столь дикое и одновременно столь торжественное, что мы не можем не считать эти речи естественными, хотя у нас нет правил, в соответствии с которыми мы могли бы судить о них, и должны сознаться, что если такие создания существуют в мире, то кажется в высшей степени вероятным, что они должны говорить и действовать так, как он их изобразил» ([Аддисон Дж.] «Спектейтор» / Пер. Е. С. Лагутина // Из истории английской эстетической мысли XVIII века: Поп. Аддисон. Джерард. Рид. М.: Искусство, 1982. С. 216).
100
…семье, собравшейся вокруг рождественского полена… — Зажигание рождественского полена в домашнем очаге, у которого в сочельник собирается вся семья, — старинный обычай, входивший в новогодний ритуал многих народов Европы еще с дохристианских времен и сохранившийся в ряде стран и поныне. У разных народов эта традиция воплощается в различных формах и имеет неодинаковый смысл, олицетворяя и почитание предков, и поклонение богам домашнего очага, и пожелание хорошего урожая в новом году. Древними британцами этот обычай был заимствован в Средние века у викингов; вытеснив более древний обряд разведения костров, вокруг которых в канун Рождества собиралась вся община, он сохранил то же сакральное значение: «путем имитативной магии облегчить возвращение солнца, а с ним тепла и света. ‹…› Утром в сочельник все мужчины дома отправлялись в лес, выбирали толстый дубовый ствол, срубали его и везли домой. К вечеру полено украшали ветками вечной зелени, к веревкам, которыми его должны были тащить, привязывали вьющиеся веточки плюща, верхом на бревно сажали маленького ребенка и торжественно втаскивали украшенное бревно в кухню, клали его в очаг и поливали пивом или элем. Вечером полено разжигали остатками рождественского бревна прошлого года. Рождественское полено должно было гореть не менее 24 часов не погаснув (погасание считалось плохой приметой)». В современной Англии «в сочельник вместо традиционного рождественского бревна зажигают толстую рождественскую свечу» (Гроздова И. Н. Народы Британских островов // Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. XIX — начало XX в.: Зимние праздники. М.: Наука, 1973. С. 87, 88).
101
…это молчаливый призрак… — Ср. в статье о Гофмане: «‹…› в многочисленных ‹…› романах, на которые мы могли бы сослаться, привидение, так сказать, утрачивает свое достоинство, появляясь слишком часто, назойливо вмешиваясь в ход действия и к тому же еще становясь не в меру разговорчивым или, попросту говоря, болтливым. Мы сильно сомневаемся, правильно ли поступает автор, вообще разрешая своему привидению говорить, если оно к тому же еще в это время открыто человеческому взору» (Скотт 1965: 607).
102
…яркий дневной свет, способный рассеять наши почтительные чувства. — Ср. суждения Скотта о «Замке Отранто»: «Громоздя чудеса на чудеса, м-р Уолпол рискует вызвать самый нежелательный для него результат — пробудить ‹…› тот холодный здравый смысл, который он по справедливости считал злейшим врагом искомого им эффекта. К этому можно также добавить, что сверхъестественные явления в „Замке Отранто“ озарены слишком резким дневным светом, обладают чрезмерно отчетливыми, жесткими контурами. Таинственная мгла более согласуется или даже обязательно сопрягается с нашим представлением о бесплотных духах» (Скотт 1967: 240). Ср. также размышления Скотта в статье о Гофмане: «Чудесное скорее, чем какой-либо иной из элементов художественного вымысла, утрачивает силу воздействия от слишком яркого света рампы. ‹…› Сверхъестественные явления ‹…› кажутся нашему напуганному воображению особенно значительными тогда, когда мы и сами не можем в точности сказать, что же, собственно, мы видели и какой опасностью это видение угрожает нам» (Скотт 1965: 605).
103
Фруассар Жан (ок. 1337—1404/1410) — средневековый французский историк и поэт, автор знаменитых «Хроник Франции, Англии, Шотландии, Испании, Бретани, Гаскони и Фландрии» (1370-е — 1400, опубл. ок. 1498). Отразив события 1325—1400 гг., Фруассар дал подробное и красочное описание жизни английского и французского рыцарства эпохи Столетней войны. Английский перевод «Хроник…», сделанный Джоном Бёрчером, 2-м лордом Бернерсом (1467—1533), был впервые опубликован в 1523—1525 гг.
104
Оливье де Ла Марш (1425/1426—1502) — французский дипломат, поэт и хроникер, автор знаменитых «Мемуаров», охватывающих события 1435—1492 гг. и впервые опубликованных в 1562 г.
105
В ее времена Макбета играли в полной генеральской форме… — Вплоть до сер. XVIII в. в эстетике английского театра сохраняли свою силу принципы классицизма, оказывавшие, среди прочего, заметное влияние на характер постановок Шекспира (см. примеч. 12 к «Старому английскому барону»). В текстах пьес, как правило, присутствовали значительные искажения, а сценическое оформление спектаклей — декорации, костюмы и проч. — отличалось пышностью и богатым убранством, но не исторической точностью: персонажи шекспировских хроник и трагедий в основном представали перед публикой в модной одежде английских придворных XVIII в. Трагедия «Макбет» (1606, опубл. 1623) долгое время шла на сцене в переработке, сделанной в 1662 г. драматургом Уильямом Давенантом (1606—1668); ее заглавного героя многие актеры той поры — Томас Беттертон (1635—1710), Джеймс Куин (1693—1766) и др. — действительно играли в костюме генерала английской армии. Определенные изменения в сложившуюся эстетику театрального костюма внес знаменитый английский актер Дэвид Гаррик (1717—1779); он же создал в 1744 г. свою версию «Макбета», значительно приближенную к подлинному шекспировскому тексту. Однако и Гаррик, исполняя заглавную роль (с 1744 по 1769 г.), представал перед зрителями в генеральском облачении: в ярко-красном камзоле, обшитом золотыми галунами, нарядном синем жилете, коротких шелковых штанах и пудреном парике с косичкой и лентой. В шотландском национальном костюме Макбета впервые сыграл в 1773 г. Чарлз Маклин (ок. 1699—1797). Об этом см.: Полнер Т. Н. Давид Гаррик. Его жизнь и сценическая деятельность. СПб.: Тип. Ю. Н. Эрлих, 1891. С. 55—56; Минц Н. Дэвид Гаррик и театр его времени. М.: Искусство, 1977. С. 116—120.
106
…лорд Гастингс был одет как современный лорд-камергер, собравшийся явиться ко двору. — Речь идет о постановке «Трагедии Джейн Шор» (1713, опубл. 1714) английского драматурга Николаса Роу (1674—1718). Ср. в опубликованной в июне 1826 г. в «Куотерли ревью» (см.: The Quarterly Review. 1826. Vol. 34. № 67. P. 196—248) рецензии Скотта на книгу английского драматурга и театрального критика Джеймса Боудена (1762—1839) «Воспоминания о жизни Джона Филипа Кембла, эсквайра, включающие историю сцены со времен Гаррика до настоящего периода» (1825): «До эпохи Кембла в наших театрах не наблюдалось такого явления, как соответствующий роли костюм. Где бы и когда бы ни происходило действие, актеры изображали Макбета и его жену, Бельвидеру и Джафьера, и большинство других персонажей, надев поношенные придворные платья титулованной знати. ‹…› Нам доводилось видеть „Джейн Шор“, где Ричард представал в старом английском плаще, лорд Гастингс — в полном придворном облачении, с белым жезлом, подобно лорду-камергеру времен предыдущего правления, а Джейн Шор и Алисия — в корсетах и кринолинах» (Scott, Sir W. Life of J. P. Kemble and Kelly’s Reminiscences // The Miscellaneous Prose Works of Sir Walter Scott. P.: Baudry’s European Library, 1838. Vol. 7: Periodical Criticism. P. 250). Упомянутый Скоттом Уильям Гастингс (ок. 1431—1483) — английский государственный деятель, ближайший сподвижник короля Эдуарда IV, получивший от него в дар большие земельные владения и занимавший высокие придворные должности — в том числе должность лорда-камергера (лорда-гофмейстера) при королевском дворе (с 1461 по 1483 г.). Скотт, таким образом, имеет в виду несоответствие сценического костюма не должности реального лорда Гастингса, а изображаемой эпохе.
107
…в романах французской школы она могла обнаружить чувства и манеры придворных Людовика XIV, перенесенные во времена Кира или Фарамонда либо в Рим периода ранней республики. — Речь идет о популярных в Англии второй пол. XVII — нач. XVII в. французских прециозных романах, в которых под видом героев древней истории изображалось придворно-аристократическое общество Франции эпохи Людовика XIV Бурбона (1638—1715, правил с 1643 г.). Так, в романе Мадлен де Скюдери (1607—1701) и ее брата Жоржа де Скюдери (1601—1667) «Артамен, или Великий Кир» (опубл. 1649—1653) древнеперсидский царь-завоеватель Кир II (ок. 590—529 до н. э.) награжден вторым, вымышленным именем Артамен и выведен в амплуа идеального любовника. Помимо «Артамена» Скотт подразумевает также роман «Клелия: Римская история» (опубл. 1654—1660) Мадлен де Скюдери и повествующий о легендарном франкском короле V в. роман «Фарамонд, или История Франции» (опубл. 1661—1670), начатый Готье де Костом де Ла Кальпренедом (1610—1663) и продолженный Пьером д’Ортигом де Воморьером (1610/1611—1693). Как и многие другие английские писатели, Скотт оценивал романы этой школы невысоко. В предисловии к «Замку Отранто» он, в частности, писал: «При Карле II всеобщее увлечение французской литературой привело к распространению у нас скучнейших пухлых повествований Кальпренеда и мадемуазель де Скюдери, книг, представляющих собою нечто среднее между старинными рыцарскими историями и современным романом. Оба эти жанра были соединены здесь чрезвычайно неловко, вследствие чего означенные сочинения сохранили от рыцарской прозы ее нестерпимо долгую протяженность и обширность, подробные описания множества однообразных сражений, а также неестественные и экстравагантные повороты действия, но без тех изобильных примет таланта и силы воображения, которые нередко отличают старинные романы; вместе с тем в них видное место занимали чувствительные излияния и плоская любовная интрига современного романа, но они не были оживлены свойственным последнему разнообразием персонажей, верностью в изображении чувств или проницательными воззрениями на жизнь. Такого рода несуразные вымыслы удерживали свои позиции дольше, чем можно было бы предполагать, только потому, что они считались произведениями развлекательными и их нечем было заменить. Даже во времена „Зрителя“ представительницы прекрасного пола любили уединяться в своих будуарах, словно с самыми близкими друзьями, с „Клелией“, „Клеопатрой“ и „Величественным Киром“ (так это драгоценное сочинение было окрещено его неуклюжим переводчиком). Но этот извращенный вкус стал ослабевать в начале восемнадцатого века, а к его середине был окончательно вытеснен интересом к произведениям Лесажа, Ричардсона, Филдинга, Смоллетта ‹…›» (Скотт 1967: 231—232).
ebooksa