Выбрав подходящий момент, когда дождь немного стих, я впрыгнула в кроссовки, накинула куртку и, выудив из-под дивана Пешку, уговорила его на вечерний променад. Чтобы потом в темноте не лазать, когда из дома и носа высунуть не захочется.
Вредоносный пекинес и не думал торопиться. Пока я дожидалась, когда он бросит попусту отряхиваться, снова вдарил ливень. Да еще такой! С бешеным ветром! Шквальный порыв толкнул меня в спину. Заскрипели кроны деревьев, загрохотал по крыше пласт сорванного шифера. С меня несколько раз сдергивало капюшон. Куртка насквозь промокла, а с волос текли ручьи, когда я уступила рванувшему к дому псу. Шагнув в подъезд, отпрыгнула от вставшей на пути фигуры.
— Здравствуй, Надя!
Мать твою в пизанскую башню, в парижскую фанеру, в медный таз!
— Али Махмуд Бора-Герасимов! — испуганно приложив руку к груди, возмущенно выпалила я. — Хочешь заикой сделать? Нельзя же так пугать! Что ты здесь делаешь? Мы же договорилась увидеться завтра!
Я бы потребовала ответа, зная, что этому… маньяку, как и мне, крыть нечем. Но меня обескуражил его странный вид. Или то чувство, что возникло во мне от его взгляда? Я даже попятилась и вжалась спиной в стену, когда он шагнул мне навстречу и оказался недозволительно близко. А ведь раньше никогда не пренебрегал стандартной субординацией. Его вновь широко распахнутые глаза отражали бегущие струйки дождя, толстые ресницы за стеклами очков подрагивали, и он смотрел сквозь них, ощупывая торопливым взглядом каждый сантиметр моего лица. Он огладил воздух, обрисовав мои волосы и плечи. Но так и не осмелился прикоснуться и разрушить нечто иллюзорное.
Судя по его сухой одежде, он все это время торчал в подъезде. Я жутко разозлилась на собственное разоблачение, и эта злость закипела, расходясь паром по всему телу.
Я ненавидела Алика за то, что он так и не посмел запустить руки под мою куртку; за то, что кусал губы, наблюдая за тем, как бегут капли по моей шее; за то, что не смог преодолеть разделявший нас единственный шаг. Еще бы немного, и я не…
Меня спас телефонный звонок, резко вырвавший нас обоих из оцепенения. Пролепетав, что мне нужно идти, я на безвольных ногах забрела в квартиру, скинула обувь, загнала Пешку в ванную и вошла в зал.
— Алло, я слушаю, — прокашлявшись, хрипло сказала я.
— Денька? — встревожено откликнулась мама. — Что у тебя с голосом? А что тогда дышишь, как загнанный бизон? Я тебя что, от твоей разгульной жизни оторвала? Развлекаешься, да? Наплевала на родителей и даже не поинтересуешься, как мы тут. Живы ли еще отец с матерью или уж богу душу отдали. Тебе же теперь все равно. Давай, развлекайся дальше. Считай, что отныне ты — сирота! Похоронила родителей при жизни!
Я молча положила пикающую трубку и еще долго сидела в темноте. Впервые осталась удивительно равнодушной к высказываниям матери. Я чувствовала смешанный с дождем запах Аликова дезодоранта, канифоли, парафина и черт его знает, чего еще. Сердце бешено колотилось, и я с ужасом поняла, что если бы не вампиризм моей воительницы… Проклятье, полно вилять! Я готова была отдаться этому очкарику прямо в подъезде! Под неистовый шум дождя, поглощая прерывистыми вздохами вечерний мрак, разливающийся по городу! За пять лет, сколько мы знакомы, у меня ни разу даже мысли не возникло, что между мной и кротом может случиться подобное. Да и он никогда не обращал на меня внимания. Впрочем, он со всеми был холоден. По крайней мере, все свои «мистейки» тщательно скрывал.
Мне нужно придти в себя. Очнуться от затмения рассудка.
Встав с кресла, промокшего от куртки, я поплелась в уборную. Открыв дверь, отшатнулась при виде трех мужиков, стоявших на краю ванны. Оказалось, это были мои развешанные на веревке джинсы. Вот уж правда, пуганая ворона под кустом обделалась!
Вытирая Пешку, я громко рассмеялась, а когда переодевалась, выбираясь из сырой одежды, разревелась от осознания собственной ничтожности.
Так, фонарь сдох. Один огарок догорел еще вчера, и мне пришлось перерыть на ощупь все склянки Марьи Сергеевны, чтобы найти воткнутую в бутылку запыленную свечу. Фитиль дымил и плевал искрами. Разжечь его удалось только с третьей попытки.
За окном висела тьма, и лишь некоторые окна тускло мерцали желтоватым светом. Треклятый холодильник снова пришлось вытирать.
В начале восьмого явилась Либра, просидевшая в чьей-то машине больше получаса.
— Ты там Алика случайно не встретила? — спросила я, импровизируя ужин из принесенных ею полуфабрикатов. — Кстати, кто это тебя привез? Новый ухажер?
— Костя. Мы пересеклись возле почтамта. Он предложил подвести. Как раз такой ливень начался! Прикинь, он, оказывается, кинул Лариску! Я поняла, что он при мне до сих пор неровно дышит. Великодушно позволила ему надеяться на то, что я к нему вернусь.