Либра впала в кому. Это все, что я поняла. Выйдет она из нее или нет, одному богу известно. Верка попросила Романа отвезти меня домой, так как сама бы я не добралась.
— Косте кто-нибудь сообщил? — спросила я перед уходом из пропитанного запахами медикаментов коридора.
— Женька ему не дозвонился. Оставил сообщение.
Я велела держать меня в курсе и поплелась к машине. За всей этой кутерьмой даже не заметила, что уже начало темнеть. Пока ехали, не обменялись ни словом. Я смотрела в окно, но перед глазами маячила лежавшая на полу Либра. Эта ее сведенная судорогой рука, впившаяся в кафельную плитку… Увидев эту руку, застывшую, окоченевшую, я была почти уверена, что Либра уже мертва. Что она хотела сказать такого, что забыла о гордости? Что не дало ей заснуть и толкнуло мыться среди ночи? Что не могло подождать до утра?
— Наденька, ты в порядке? — коснувшись моего плеча, спросил Роман, и я поняла, что мы уже приехали. — Могу я оставить тебя одну? Точно? Если что, звони.
Я покивала, шмыгнула заложенным носом и выбралась из машины. Руки тряслись, и я с трудом открыла дверь, вползая в прихожую. И тут-то я дала волю чувствам! Наревелась досыта, считая себя виноватой во всем, что произошло с Либрой. Эти ее метаморфозы, а теперь еще и кома. Это я подсунула ей книгу, оставила зеркало открытым, ранила своим мимолетным приступом страсти!
Отыскав в аптечке Марьи Сергеевны флакон корвалола, я натрясла его в стакан и запила им свои всхлипы. Осоловевшая, ничего не чувствуя, уселась посреди зала, заново листая смс. Последний раз она звонила мне в 3:23. Почему я не слышала звонков? Да, мобильник, забытый, лежал в ванной, но все равно, в ночной тишине… И проклятый крот. Готовил мое убийство, а ответить не мог. Стоп! Алик!
Его сотовый разрядился, когда мы ехали к Верке. Он просил позвонить с моего, а я опомнилась, что у меня его нет! А тетя Глаша сказала, что он среди ночи, стоя в подъезде, держал в руках зазвонивший телефон, чем и перепугал ее до полусмерти! Значит, он брал мой, куда-то ненадолго отлучаясь. Зачем ему среди ночи телефон? Звать в помощь сообщников, чтобы зачистить следы? Вынести труп, отвезти в лесополосу, сообразить могилу? А может, он вышел в подъезд и вынес сотовый, чтобы тот не разбудил меня? Чтобы я не ответила на призыв Либры. Он не хотел, чтобы я узнала то, что она так срочно намеревалась мне сказать. А что, если он догадался, что это касается его персоны, и побывал у Либры, организовав ей видимость несчастного случая? Дабы она уже ничего не смогла рассказать!
Он мог бы стереть входящие, чтобы я даже не узнала, что она мне звонила. Но у моего искупанного телефона появились странные заскоки — последние сообщения и не принятые звонки не удаляются. Я стираю все первые, освобождая место для новых. Алику об этих тонкостях неизвестно. Если он был чист, то почему не чиркнул в своей записке, что мне кто-то звонил? Более того, Либра! Значит, он и впрямь хотел меня убить. Значит, и к случившемуся с моей Русалкой имеет отношение!
До дома Либриной бабки быстрым шагом — полчаса. Туда и обратно — час, и немного времени на то, чтобы попытаться устранить новую преграду на пути к книге. Представляю, каких усилий ему стоило не соблазниться и не забрать ее, дабы я подумала, что и в несчастье Либры виновата эта дрянь. К тому же, оставленная в квартире книга — его алиби. Ведь зная его тягу к ней, не поверишь, что он мог быть рядом и не забрать ее. Теперь я уверена, он рассчитывал, что бедняжка скончается задолго до того, как ее найдут.
Стоп!
Его алиби не «Незапертая Дверь», а запертая! Запертая изнутри. Я помню, что связка ключей торчала в замке. Все мои выстроившиеся подозрения живенько сели в колошу. Допустим, Алик не причастен к беде Либры, но как тогда объяснить остальные заскоки?
С чего начала, тем и закончила.
Положив рядом с собой телефон и книгу, я растянулась на полу, ожидая свет разгадки, но так и заснула, не дождавшись.
Снизойдя на меня, в прямом смысле, с дивана, Пешка принялся топтаться по животу. Я заворочалась, чувствуя себя словно переломанной, и столкнула его с себя, вытирая облизанную щеку. Лошадиная порция седативного до сих пор валила с ног. Тянуло в сон, но я подняла себя за шиворот. Натянула кепку, посадила на нос очки и повела живность на прогулку.
— Денька…
Мать твою в пизанскую башню! Я даже отскочила в сторону, увидев сидевшего на скамейке крота. Нет, хитроумного паука!
Человек, но паук, враг ты мне, или друг?
Пара ног и пара рук, ты человек, но паук!
— Что ты здесь делаешь? — не очень вежливо осведомилась я.