Разрушь меня

С усилием сглатываю комок в горле.

— Как тебя зовут? — Его голос раскалывает воздух и мой поток сознания. Я чувствую его дыхание гораздо ближе, чем прежде. Сердце бьется быстрее; не понимаю, почему я не могу справиться с собой. — Это что, тайна?

— Ты ладонь подставил? — спрашиваю я пересохшим ртом. Выходит грубо и хрипло.

Он подается на несколько дюймов вперед. Я боюсь дышать. Его пальцы тронули жесткую ткань единственной одежды, которая у меня есть, и я с облегчением выдыхаю. Пока он не дотронется до моей кожи… Пока он не дотронется до моей кожи… Пока он не дотронется до моей кожи, мой секрет остается при мне.

Моя тонкая рубаха столько раз стиралась в здешней жесткой воде, что царапает кожу, как джутовый мешок. Уронив больший обмылок в ладонь сокамерника, на цыпочках отхожу назад.

— Я включу для тебя душ, — объясняю я, стараясь не повышать голос, чтобы другие не услышали.

— А что с одеждой делать?

Он по-прежнему слишком близко.

Неистово моргаю в темноте.

— Придется раздеться.

Послышалось отрывистое сопение — он беззвучно смеется.

— Нет, это понятно. Куда ее деть, пока я моюсь?

— Постарайся не намочить.

Он глубоко вздыхает.

— Сколько у нас времени?

— Две минуты.

— Господи, ну почему ты ничего не гово…

Включаю два душа одновременно, и его жалобы тонут под частыми пульками воды из едва работающих насадок.

Я двигаюсь автоматически. Я столько раз это делала, что уже запомнила самые эффективные методы оттирания, смывания и расходования мыла на тело и волосы. Полотенец нет, поэтому фокус в том, чтобы не намочить какую-нибудь часть тела слишком сильно. Высушиться толком не удастся, и следующую неделю будете подыхать от пневмонии. Я знаю.

Ровно через девяносто секунд я выкрутила волосы и натянула изношенную одежду. Единственное, что до сих пор остается в сносном состоянии, — теннисные туфли: мы здесь мало ходим.