— А разве я не про себя говорю?
— Нет.
— Про себя, про себя, — сказал Костя, — это кажется. Это представь, если тот поезд пропал и вечно ходит во тьме. Что чувствуют пассажиры? Да уж. То же происходит и у нас. Вечная ночь. Если бы мне просто так сказали, хотел бы я оказаться в подобном положении, что бы я ответил? Ха. А еще Петькин, сука, со своим паркуром. Вот тебе и паркур. Вот и приехали, друзья. Так еще никто не приезжал. Уж приехали, так приехали. Зачем?
— Что?
— Зачем? — Костя повернулся к милиционеру.
— Что?
— Зачем мы туда идем?
— Ты сам меня ведешь.
— Да.
— Дурак, — подумал он, — придурок! Бежать! Бежать подальше! Что тебе это даст? Может быть, это твой единственный шанс вырваться? Начнешь новую жизнь. Будешь жить при СССР. И что? Ты любишь Аньку? Ну, что за фигня. За все это время — ни одной мысли о ней. Все только о чем-то другом. О чем угодно, только не о ней. Бежать. Оставить все это.
И вот — на какой-то очень короткий отрезок времени, он очутился на палубе старого линкора.
— Черт! — закричал он, что было сил. — Черт! Хватит! Я хочу проснуться!
Внизу колыхалось темное, злое, море. Повсюду в порту было множество кораблей.
— И мы здесь! — сказал он важно.
Костя обернулся. Это был кондуктор.
— Хорошо, — сказал Костя, — что все это значит? Что это за чехарда реальностей? Вы что, специально? Может быть, это и правда эксперимент? Да? Петькин прав?
— Кто такой Петькин? — резко, голосом бензопилы, спросил адский кондуктор.
— Черт!
— Ты меня разочаровыешь.
— И что?