У нее бледнеет лицо, рот кривится от удивления, а потом от злости, когда она понимает, на что я намекаю – на то, что все рассказала ему. Может, не такая уж удачная идея – привести ее в ярость, когда я так беспомощна, но, надеюсь, она достаточно разозлится, чтобы сказать, зачем я здесь.
И на какое время должна остаться. Его уже прошло немало, пока я была без сознания. За это время Мадок, знающий о моем влиянии на корону, мог развязать войну; Кардан волен творить все, что душе угодно, а Локк – потешаться над всеми подряд, кого сумеет затащить на свои представления. Совет между тем вполне способен склониться к капитуляции перед морем, а я ничего не могу сделать, чтобы повлиять на происходящее.
Сколько времени я еще здесь проведу? Сколько его понадобится, чтобы пошло насмарку все, сделанное мною за пять месяцев? Думаю про Вал Морена, подбрасывающего предметы в воздух и позволяющего им упасть, рассыпаться вокруг него. Вспоминаю его человеческое лицо, его ко всему безразличные глаза.
Никасия, похоже, овладела собой, но ее длинный хвост так и хлещет туда-сюда.
– Что ж, теперь ты наша, смертная. Кардан пожалеет о том дне, когда доверился тебе.
Ей хочется запугать меня посильнее, но я чувствую облегчение. Они не считают, что я обладаю каким-то особым могуществом. Наоборот, думают, что я очень уязвима. Что могут контролировать меня, как любого смертного.
Однако же облегчение – это последнее, что мне следует ей демонстрировать.
– Ну конечно, Кардану определенно нужно было больше доверять тебе. Ты действительно заслуживаешь доверия. Это же не ты постоянно предавала его.
Никасия запускает руку в перевязь на груди и вытаскивает кинжал из зуба акулы. Сжимает его, уставившись на меня гневным взглядом:
– Могу мучить тебя, а ты и не вспомнишь.
– Но ты вспомнишь, – говорю я.
Она улыбается.
– Возможно, я буду дорожить этими воспоминаниями.
Сердце колотится в груди, но я не подаю вида.
– Хочешь, покажу, куда приставить острие? – спрашиваю я. – Это деликатное дело – причинять боль, не нанося серьезных повреждений.
– Ты слишком глупа, чтобы бояться?
– О, я боюсь, – отвечаю я. – Только не тебя. Кто бы меня сюда ни доставил – твоя мать, полагаю, и Балекин, – я им зачем-то нужна. Вот этого я боюсь, а не тебя, бездарной мучительницы, не имеющей отношения к планам ни одной из сторон.
Никасия произносит заклятие, и меня одолевают муки удушья. Я не могу дышать. Открываю рот, но агония становится только мучительнее.
«Поскорее бы это кончилось», – думаю я. Но пытка продолжается достаточно долго.
В следующий раз прихожу в себя в одиночестве.