Злой король

Никасия бросает на меня обиженный взгляд:

– Что ты хочешь сказать?

– Ты говорила, что Кардан не очень заботился о ней. И все же она сделала его Верховным Королем. Пойми – возможно, он сообразил, что она может быть полезной, и использовал ее с помощью поцелуев и лести. На маленького кузнеца ты воздействовала теми же приемами.

Никасия выглядит озадаченной, словно все ее представления о мире перевернулись вверх дном. Вероятно, ей и в голову не приходило, что Кардан способен плести интриги. И все же видно, что она осталась довольна. Если Кардан соблазнил меня ради собственных интересов, то ей можно не беспокоиться. Остается только решить, какая от меня польза.

– Что он обещал тебе за Корону Эльфхейма? – с изысканной небрежностью спрашивает Орлаг.

– Я всегда хотела занять достойное место в Фейриленде. Он сказал, что сделает меня своим сенешалем и правой рукой, как Вал Морена при Дворе Элдреда. Позаботится о том, чтобы меня уважали и даже боялись. – Само собой, я лгу. Он никогда мне ничего не обещал, а Даин обещал гораздо меньше того, что я сказала. Но если бы кто-нибудь – например, Мадок – сделал такое предложение, то отказаться было бы очень непросто.

– Хочешь сказать, что предала отца и посадила этого дурака на трон в обмен на работу? – недоверчиво произносит Балекин.

– Быть Верховным Королем Эльфхейма – тоже работа, – возражаю я. – Вспомните, какие жертвы ради этого были принесены. – Я умолкаю, подумав, не слишком ли резко для заколдованной разговариваю с ними, но Орлаг только улыбается.

– Правильно, дорогая, – говорит она, помедлив. – И разве мы не возлагаем надежды на Гримсена, пообещав ему более чем скромную плату?

Балекин выглядит недовольным, но не спорит с Королевой Морской. Гораздо легче поверить, что верховодит всем Кардан, а не смертная девушка.

Успеваю съесть еще три кусочка рыбы и выпиваю что-то вроде чая из водорослей с жареным рисом; пить приходится через хитрую соломинку, чтобы напиток не смешивался с морской водой. Потом меня уводят в пещеру. Никасия сопровождает мерфолков, доставляющих меня к месту заточения.

Теперь это уже не спальня, а какая-то клетка. Когда меня в нее заталкивают, обнаруживаю, что, хотя сама я мокрая, все вокруг сухое и заполнено воздухом, а я опять не могу дышать.

Тело сводит судорогой от кашля. Из легких выходит вода вместе с кусочками частично переваренной рыбы из желудка.

Никасия хохочет, а потом произносит чарующим голосом:

– Разве не замечательная комната?

Вижу под ногами только грубый каменный пол – ни мебели, ничего.

Голос ее звучит завораживающе:

– Тебе понравится эта кровать с балдахином, убранная покрывалами. И затейливый прикроватный столик, и твой собственный чайничек с еще горячим чаем. И когда бы ты его ни пила, он будет все таким же восхитительно ароматным и согревающим.

Никасия ставит на пол стакан с морской водой. Полагаю, это и есть чай. Если ее пить, организм быстро обезвоживается. Смертные могут несколько дней обходиться без пресной воды, но поскольку я дышала морской водой, то, может быть, мне уже грозит опасность.

– Ты знаешь, – говорит она, пока я восторгаюсь комнатой, обвожу ее благоговейным взглядом, чувствуя себя при этом полной дурой, – я не сумею причинить тебе большего вреда, чем ты сама себе.