Щупальца веры,

Оскар шагнул в центр круга. В одной руке он держал короткий хлыст — кнут для верховой езды. Метро тоже упоминал о том, что человека, которым, казалось, овладел бог, иногда сильно избивали в наказание за симуляцию ложной одержимости. Дантист холодным взглядом уставился на него, затем перевел взгляд на хлыст и разразился высоким, громким, пронзительным смехом.

— О нет, мой друг, — сказал он, перестав смеяться, — вам не понадобится addanico для меня. Я — Ошун. Я — здесь. Я действительно пришла.

Голос, как и смех, был женским. Не искаженный, фальцет и не просто имитация мужчиной женского голоса. Это было мягкое, нежное и безупречно женское звучание.

Кэл вспомнил, как Оскар говорил ему, что разница между полами не имеет большого значения в Сантерии. Святая женского пола может представлять африканское божество мужского пола. А здесь происходит обратное — божество женского пола вселяется в живого мужчину.

Знание теории тем не менее не делало это зрелище менее шокирующим.

— Добро пожаловать, Ошун, — церемонно сказал Оскар омо-орише. — Ты голодна или хочешь пить? Скажи мне, что ты хочешь, и я обслужу тебя.

— Мне ничего не надо, я лишь хочу быть вместе с вами, — ответил одержимый дантист мелодичным женским голосом, — Пожалуйста, продолжайте ваше празднество, наслаждайтесь, и я буду счастлива.

Оскар кивнул и повернулся к гостям, стоящим в круге, указывая им жестом, что они могут рассеяться и что вечеринка продолжается. Гости снова образовали группки и начали разговаривать, есть и пить.

И снова это была обыкновенная вечеринка с одним-единственным отличием: один из приглашенных был бог.

Дантист со своими закатанными брюками вместе с Оскаром вертелся в толпе, переходя от группы к группе, чтобы поболтать. Время от времени пронзительный с высоким тембром смех заглушал веселый шум, стоящий в комнате. Движения омо-ориши также были подлинно женскими: мягкая кошачья походка, экспансивные, но тем не менее грациозные движения рук. Кэл видел, как омо-ориша беседовала со спортивным комментатором, лениво опираясь рукой на плечо мужчины и нежно поглаживая его затылок.

Кэл не мог оторвать взгляда от этого зрелища, хотя Тори неоднократно одергивала его. Ошун — богиня любви, нежная и ласковая, когда ее не трогают, объяснила Тори. Но как только ее обидят, она становится одной из самых безжалостных и беспощадных богов Вуду.

Кэл продолжал наблюдать, стараясь оставаться незамеченным, за продвижением одержимого мужчины по комнате. Многие гости дарили ему маленькие подарки — цветок с лацкана пиджака или даже какую-нибудь драгоценность.

— Это обязательно, — сказала Тори, — если бог выражает свое восхищение каким-нибудь украшением. Но, разумеется, все эти подарки будут возвращены, когда Ориша покинет тело мужчины.

В конце концов Оскар и омо-ориша переместились в угол комнаты неподалеку от места, где стояли Кэл и Тори. Кэл почувствовал растущую тревогу как предвестник столкновения. Тревогу не от страха, а от желания разоблачить обман дантиста, попытаться справиться с этой задачей. Если есть какая-нибудь надежда освободить Тори от этого нелепого идолопоклонства, — а может быть, и его самого, — то случай предоставляется здесь; надо лишь доказать, что это представление не что иное, как обман. Возможно, честный обман, обман, при котором разум сыграл с ними злую шутку, но тем не менее это обман.

Омо-ориша приблизился к Кэлу и Тори, а затем остановился. Стоя у стены вместе со своим другом, Шэрон Лейн смотрела на него. Омо-ориша медленно повернулся к ней, а затем направился в ее сторону. Она судорожно вздохнула от напряжения, и ее друг успокаивающе обнял ее за плечи.

— Ты великолепна, — сказал омо-ориша холодным вкрадчивым голосом. — Нет ничего, что доставляет Ошун большее удовольствие, чем смотреть на красивых женщин. Поскольку я — богиня любви, а ты — вдохновение для всех любовников.

В комнате наступила тишина. Все повернулись и стали наблюдать.

— Спасибо, — дрожащим голосом ответила Шэрон Лейн. Вся выдержка и изящество, которым обладала преуспевающая манекенщица, покинули ее. Подобно неуклюжей девочке-подростку, она стояла, скрестив ноги.

Пробравшись к ней поближе, омо-ориша вытянул руку и коснулся ее блузки из воздушного шелка с глубоким вырезом и застежкой спереди.

— Твой наряд тоже прекрасен, птичка, — сказал одержимый дантист; тон его голоса становился более мягким и соблазнительным. Он слегка пробежал кончиками пальцев вверх и вниз по пуговицам блузки, затем опустил руку за вырез ее блузки, касаясь округлостей груди манекенщицы.