Петя нахмурился, наморщил лоб. Он ужасно не любил собственные ошибки, они были его личными врагами, даже если ничего ужасного после них не воспоследовало.
– Верно, – признался он наконец. – Нельзя нам туда. Значит, остаётся только Охранное отделение.
Как известно, хорошие мысли приходят, увы, зачастую слишком поздно. Фёдор вдруг подумал, что будет с Верой, если эсдеки поймут, что это именно она завела их боевиков в ловушку? Убьют, самое меньшее, и хорошо, если просто убьют, а не похитят и не запытают, замучают до смерти.
Значит, надо было сделать так, чтобы на Веру не подумали. Но как?
Сидели ломали головы, а потом пришла Федина мама и отправила всех спать, на чём размышления и закончились.
Следующий день, воскресенье, начинался медленно и тягуче. «Идея прекрасная, исполнение проблематично», как говаривал Илья Андреевич Положинцев, когда рассматривал со своими учениками на уроке разные варианты фантастических машин и показывал, какие законы физики они нарушают, начиная от «вечного двигателя».
Нянюшка даже забеспокоилась, видя их кислые физиономии. Кислые, несмотря на роскошную, по постному времени, утреннюю трапезу.
И самое скверное, что совсем ни с кем нельзя поделиться! К Илье Андреевичу больше не пускали. Две Мишени или Ирина Ивановна, конечно, выслушали бы… но как уберечь при этом Веру?
Вернулись в корпус, ничего не придумав.
А наутро, в понедельник, после поверки, Фёдор и Петя, оба, не сговариваясь, поглядели друг на друга и сказали в унисон:
– Идём к Ирине Ивановне.
…На кухне что-то аппетитно скворчало, огромный кот Михаил Тимофеевич занимал стратегическую позицию на верху буфета, Матрёна поставила на стол самовар и розочки со знаменитым своим «царским» вареньем, из ещё летних запасов; они сидели в гостиной небольшой квартирки Ирины Ивановны Шульц, и она, положив подбородок на сплетённые пальцы, внимательно слушала то перебивающих друг друга, то запинающихся кадет.
Она не перебивала, не возмущалась, она просто слушала, но так, что Фёдор и Петя к концу дозволенных речей взмокли, аки мыши.
Нет, Ирина Ивановна не стала ничего говорить о том, что надо быть осторожными и так далее. Лишь взяла карандаш да крошечный блокнотик.
– Где, значит, обитает этот Бешанов?
Фёдор доложил – чётко, словно на военном смотру.
Карандаш заскользил по бумаге.
– Отлично, господа кадеты. Вы всё сделали совершенно правильно. Кто из корпуса связан с профессором Онуфриевым и вообще 72-м годом – Илья ли Андреевич или кто-то другой, – сейчас не столь важно. Важно другое – пойдут ли большевики-эсдеки на террористический акт, на попытку цареубийства? Верно, что можно взять их всех именно на этом. И тут уже они ссылками в Шушенское или даже Туруханский край не отделаются. Сестре вашей, Фёдор, никуда ходить, конечно, не надо. За ней могут следить. Письмо в Охранное отделение может и потеряться, ему могут и не поверить. Нет, дело надо брать в свои руки. Николай Михайлович нам подсказал как.
Фёдор понял, что речь идёт об их «визите» в прошлое родного для профессора Онуфриева временного потока; правда, помнил Федя оттуда лишь один краткий момент, как Две Мишени стреляет в двух странных «рабочих» на Литейном мосту хмурой октябрьской ночью.
– Засада? – замирая, спросил Петя Ниткин.