– Чего ж тут не понять, товарищ Благоев, чай, в уголовном сыске всю жизнь. У самого Путилина начинал.
– Это нам известно, – кивнул Благоев. – Потому и назначаем вас, Сергей Иванович… Отдел же военно-политический я оставляю за собой. Заместителями моими будут: по оперработе – товарищ Жадов и по делопроизводству – товарищ Шульц.
Комиссар с Ириной Ивановной переглянулись.
– Ещё будут отделы печати, хозяйственный и особый. Ну, особый он на то и особый, чтобы о нём тут особо не распространяться. Отряд ваш, товарищ Жадов, переформировывается в батальон особого назначения при чрезвычайной комиссии. Подбирайте себе людей, желательно – кого знаете лично. Если нет – то по рекомендациям не менее чем двух членов партии. Вы, товарищ Шульц, беритесь за организацию делопроизводства. Социализм, как вы мне правильно сказали, это учёт и контроль. Кстати, товарищ Ленин так и не смог вспомнить, на каком митинге он употребил это выражение, но согласился, что оно полностью отражает суть нашего нового строя. Что ж, довольно слов, каждому вручаю более подробные документы о непосредственных задачах и методах работы. Изучите их как следует. Да, и постановка на довольствие тоже. Специальные карточки и денежный оклад, полагаю, никто разочарован не будет.
– Не ради денежных окладов мы в революцию шли, – заметил Моисей Соломонович, протирая очки.
– Совершенно верно, товарищ Урицкий, но голодный боец – плохой боец. Тянуть из последних сил, ради идеи можно какое-то время, но не слишком долгое. Да! Товарищ Ирина! Озаботьтесь, пожалуйста, привлечь к работе гражданина Виктора Карловича Буллу[12].
– Это не сын ли знаменитого фотографа?..
– Именно, Ирина Ивановна, он самый. Положительно необходимо, чтобы он трудился бы на нас. Печать, как выражается товарищ Ульянов, есть острейшее оружие партии, а хорошая фотография делает это оружие вдвойне более действенным. Пообещайте ему сохранение их знаменитой «Фотомастерской Карла Буллы».
– Так это ж буржуй! – не выдержал товарищ Апфельберг.
– Ну какой же он буржуй, – улыбнулся Благоев. – Сам снимает. А наёмным работникам нужно, чтобы платилось справедливое жалованье и соблюдались все их права. Впоследствии, с продвижением к социализму, а потом и к коммунизму, всё это отомрет само. Всё ясно?
– Ясно… – буркнул недовольный Апфельберг. – А я б этих богатеев всё равно…
– Богатеи, – ровным голосом сказал Благоев, – и так будут работать. Снег убирать, не сегодня-завтра повалит по-настоящему. Дрова пилить, грузить-разгружать вагоны с углём, опять же. А женщин мы направим санитарками в больницы для бедных. Пусть там чистят-убирают. Но гражданин Булла – талантливый фотограф, я бы даже сказал – фотохудожник, а талантливых людей советская власть ценит и бережет. Кадры решают всё, товарищ Апфельберг. И, пока они нам лояльны, мы трогать их не будем. Желают иметь своё дело? Пусть имеют, только, как я сказал, пусть платят все налоги и справедливое жалованье трудящимся. Под неусыпным рабочим контролем, разумеется.
– Это ж разве социализм?! – теперь возмутился и Урицкий.
– Это, Моисей Соломонович, есть переходный период от классового, буржуазного общества к общенародному социалистическому. Какое-то время старые, отживающие формы общественного устройства будут соседствовать с новыми. Диалектика, товарищ Урицкий, всё, как и предсказывалось марксистами.
– Не увязнуть бы в этих… старых формах, – Урицкий криво усмехнулся.
– А вот за этим как раз и станем следить мы с вами, товарищи, – парировал Благоев. – Ну, берите свои папки и за работу. Вам же, товарищ Жадов, выделяется расположенный тут рядом Офицерский корпус лейб-гвардии конной артиллерии. Размещайтесь там, приводите в порядок. Будете нести службу здесь, квартировать там. Всё понятно? Занимайте тогда отведённые вам кабинеты. Жду вас всех… в шесть вечера ровно. Доло́жите об успехах.
Стук в дверь.
– Товарищ Ирина!
– Входите, товарищ комиссар. – Ирина Ивановна, вздохнув, отодвинула пачку бумаг. И одновременно положила правую руку на «браунинг» под столом в специальной петле – кто его знает, кто сможет зайти вместе с Жадовым и чего они могут хотеть…
Жадов за эти три дня в новой должности – «начальник батальона особого назначения при чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем» – постарел, кажется, лет на пять. Глаза ввалились, под ними залегли тёмные тени. И, несмотря на щегольскую новую шинель с только что введёнными советскими знаками различия на петлицах (три кубика – комбат), добротные сапоги, ремень и портупею, тёплую папаху с нашитой красной звездой, казался он не бравым краскомом (то есть «красным командиром»), а каким-то потерпевшим поражение и спасающимся с поля боя солдатом из разбитого врагами полка.
ebooksa