Он даже не сразу обратил внимание на щупленького юношу, прислонившегося к стене Института. А когда сообразил, что абы кто не может стоять у Института, потому что просто не увидит его, уже слышал то единственное слово, которое заставило его молча пойти следом.
Телефон он отдал сам, не дожидаясь, когда его подчеркнуто вежливо попросят это сделать. Оскар никогда не был дураком.
А потом его провели дорогой, которую он не знал. Дорогой, которой не было ни на одной карте. Да, в Петербурге часто встречались улицы, по которым можно было пройти только один раз или только в определенное время — и лучше было по ним не ходить вовсе, — но нелюди знали их все. А эту — нет. Хороший психологический удар: смотри я знаю твой город лучше тебя.
Глаза не завязывали — какой смысл? Даже с мешком на голове и ватой в ушах стражник города узнает его. По запаху. По ощущениям. По душе улицы. И так и было — пока они не вышли на мост. Место, которого не было даже Внизу, — потому что он сам был частью Теневого Города, восставшей из первозданного тумана.
А потом Оскар оказался в простой комнате с темными стенами и тяжелыми дверями. Потолки, хоть и уходили ввысь на несколько метров, давили свинцовой плитой, а стены будто каждую секунду сжимались на сантиметр. Но Оскар ничем не показывал, что ему хочется оказаться на улице, выломав ближайшее окно, — Доминик знал, что хотелось. Он восхитился силой духа оборотня — нет ничего дурного в том, чтобы признать за врагом сильные стороны. Гораздо опаснее его недооценивать.
Когда дверь в кабинет наконец открылась, и Оскара пригласили зайти, оборотень обжег инквизитора взглядом, но Доминик встал прямо перед тем, кто всего пару веков назад разрывал его горло в клочья. И улыбнулся. И был нетронут.
Сила — в словах.
То, какие именно это слова отлично характеризует каждое существо. Для Оскара это были имена. Его учителя и наставника — того, кого он не мог предать. Его учеников — тех, за кого нес ответственность. Женщины из людей — той, кого он полюбил однажды и на всю жизнь. И самое сильное, самое главное — имя той, кто сочетал в себе все это.
Изабель.
Оскар молчал. По тому, как часто и неглубоко он дышал, было ясно, насколько тяжело ему удержаться от того, чтобы не броситься на инквизитора.
Доминик улыбался. Говорил. Двигался. Оскар не шелохнулся, только не спускал с него взгляда как у сестры ярких, только желтых, глаз.
На что ты готов, чтобы высвободить ту, которую не имеешь права предать, за кого отвечаешь и кого любишь?
Он не проронил ни слова, стоя в огромном кабинете, где всегда было слишком холодно и слишком тихо. Доминик помнил его почти ребенком, заносчивым и самонадеянным, пригревшимся под крылом своего могущественного покровителя, кем бы тот ни был. Прошло почти триста лет — и Доминик видел, как проступило сходство с сестрой, хоть и смазанное разницей, наложенной звериной формой.
Доминик говорил не торопясь, но только по делу. А в конце задал всего один вопрос, который, он знал, навсегда лишит оборотня покоя. Когда инквизитор закончил, Оскар впервые опустил взгляд. Доминик чуть заметно улыбнулся. Поманил за собой, приглашая к незаметному окну в стене, ведущему в соседнюю комнату. И когда он открыл его, Оскар вздрогнул. Он не сомневался, не уточнял, не просил доказательств. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать ее — даже через пятьсот лет. Они все еще были похожи.
Брат и сестра. Пантера и снежный барс.
Оскар с трудом открыл глаза. Свет ударил, отдавшись в затылке, оборотень попытался прикрыть глаза рукой — и заметил, что прикован к больничной койке.
— Где ты был?
Нет. Только не сейчас. Еще хоть несколько минут наедине с собой, пожалуйста!
Шеферель выступил у него из-за спины и встал рядом с кроватью, сложив руки на груди.
— Где. Ты. Был? — с нажимом повторил он. Глаза сощурены, зрачок то и дело меняется, превращаясь из человеческого в вертикальный, белки заливает золото. Значит, зол, очень зол. Конечно, он позволял себе расслабиться, оставшись с Оскаром, но не настолько.
ebooksa