Я все оглядывалась и оглядывалась, боясь пропустить тот момент, когда он исчезнет, а Шеферель смотрел мне вслед, и от этого было еще больнее, чем если бы он отвернулся.
У выхода уже собрались нелюди — кто-то из уцелевших московских, испуганные и безостановочно просящие прощения, но в основном наши. Одни были ранены больше, другие меньше, кого-то держали на руках. Все старались уйти, и только я хотела остаться.
— Пора! — скомандовал Виктор, и первая группа ушла обратно Наверх, растворившись в столбе света. За ней последовала вторая, а я все смотрела и смотрела, пока дракон не начал покрываться золотистым сиянием, — и тогда я не выдержала и отвернулась.
Оборотни уходили Наверх, а я смотрела вниз, себе под ноги, и ни о чем не думала. Просто не могла больше. Не могла вспоминать, не могла плакать, не могла бояться — от меня осталась только оболочка.
Кто-то положил мне руку на плечо, я обернулась — и вздрогнула. Шеферель в своем человеческом обличье, стоял всего в шаге от меня лишь слегка припорошенным золотой дымкой.
— Я хотел попрощаться, — он неловко улыбнулся и сделал шаг вперед, — у меня есть не больше минуты…
Он обнял меня, а я прижалась к нему, жадно вдыхая запах ветра и моря, который мне уже никогда больше не почувствовать, и мечтая удержать его. Шеферель чуть покачивался, как будто пытаясь убаюкать как маленького ребенка, и целовал меня в волосы. Я вцепилась в полы его плаща в безумной надежде удержать и понимала, что это невозможно. Шеферель чуть отстранился, ловя мой взгляд.
— Я никогда тебя не забуду, — прошептал он, — никогда. Слышишь? Что бы ни случилось. Я никогда тебя не забуду. Никогда. Никогда…
Я обняла его, что было сил, кивая, а он прижался лбом к моему, все шепча и шепча «Никогда…», и я уже почти поверила, что случится чудо, все слыша и слыша его голос…
Руки сжали воздух, золотой туман.
24
А Наверху было мокро. Мелкая холодная взвесь, покрывающая все крохотными капельками и никак не превращающаяся в полноценный дождь, застелила все вокруг.
Было раннее утро. Город еще только просыпался, не зная, что за него шел бой, не зная, сколько жертв за него было принесено, сколько крови пролито. Все эти прохожие, с легким раздражением поглядывающие на группу грязных, едва держащихся на ногах людей, — все они не знали, что обязаны своей жизнью тем, кто остался Внизу. Мне хотелось подбежать к ним, к каждому прохожему, цедящему сквозь зубы «Ролевики чертовы…», встряхнуть так, чтобы зубы лязгнули, и утащить Вниз, показав всех тех, кто уже никогда не поднимется с земли.
Китти, вытащив меня Наверх, сейчас о чем-то быстро говорила с Виктором на своем вампирском наречии — ни слова не понять из-за скорости. Мы появились одними из последних, и я, чуть отойдя в сторону, тут же опустилась на ступени, пытаясь привести мысли в порядок. Трясущимися руками нашарила в карманах сигареты и даже зажигалку — они чудом уцелели этой ночью, скорее всего из-за того, что я практически не участвовала в боях. Я опустила голову, ощущая, как намокают под дождевой взвесью волосы. Сигарета потухла в пальцах, насочившись влагой. Внутри меня как будто все умерло, и я наблюдала за происходящим со стороны, рассеянно отмечая то одну деталь, то другую. О случившемся с Шеферелем я в прямом смысле не могла думать — мозг раз за разом давал осечку, не желая принимать случившееся. Ступор.
Спину ломило — перед подъемом Наверх крылья пришлось убрать, и теперь рана в одном из них отзывалась пронизывающей болью в правой лопатке. Придется идти к Борменталю.
При мысли о нем я обернулась на всех, кто вернулся, прикидывая, сколько работы предстоит нашему маленькому врачу.
Вел, хоть и держалась на ногах, была бледна как смерть и ни на что не реагировала, смотря куда-то перед собой. Ее вывели Наверх и просто оставили стоять, потому что она хотя бы могла это делать. Черт стоял, поджав левую ногу и закинув руку на плечи Жанне, которая, хоть и морщилась на каждом вдохе, могла похвастаться разве что глубокими синяками на шее, будто ее кто-то душил. Михалыч, какой-то потерянный, фактически держал на руках белого как полотно Всполоха, и по тому, как свисали его ноги, было ясно, что он их не чувствует.
Лисичек не было.
Оскара — тоже.
Я попыталась узнать, видел ли кто-нибудь его после того, как Доминик бросился на Шефа, но все только качали головами. Однако и тела его тоже никто не заметил.
ebooksa