Вкус ужаса. Коллекция страха,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Осторожно! Эта штука, похоже, кусается.

Я уставился в чрево чудовища и вздрогнул. Отделение было темным и просторным, но у меня появилось плохое предчувствие. Из багажного отсека словно сочилось уныние, а тьма в глубине была плотной и казалась тяжелой. Меня чуть не стошнило, когда в нос ударила сладковатая вонь.

Я отскочил от автобуса, словно ткнувшись носом в бочку с аммиаком.

— Что не так?

— Ты что, не чувствуешь запах?

— Какой запах? Здесь ничем не пахнет. Иди наверх, выбери себе место. А мы с Черепом все погрузим.

Я не хотел больше подходить к отделению для багажа. Ни за что. Поэтому обошел автобус и заглянул в дверь. Я снова погрузился в странную меланхолию. Когда мои глаза привыкли к темноте, я смог увидеть выцветшую коричневую обивку, складной стол и крошечную микроволновку. Салон пропах сигаретами и старым пролитым пивом. Я двинулся к местам для отдыха.

Этот автобус явно знавал лучшие времена. Все было ободранным и битым, двери на второй этаж в нескольких местах крепились изолентой. В углу я заметил маленький телевизор, прикрученный к стене. Кухонька была чистой, но тоже потертой. Крошечный холодильник пощелкивал и попукивал в углу.

Я подошел к купе и посмотрел на полки. Больше всего они походили на двухэтажные гробы. С одной стороны крепилась лампа для чтения, с другой было маленькое окошко, которое можно было закрыть занавеской. Пространства между полками едва хватало, чтобы лечь и приподняться на локте. Я выбрал нижнюю полку и поставил на нее сумку, чтобы застолбить место. Мне крайне не нравилась мысль о том, что спать придется в этом царстве клаустрофобии.

Я отправился исследовать салон дальше. В последнем отсеке обнаружились два небольших дивана и еще один телевизор. С первого взгляда это место казалось наиболее уютным. Я присел и выглянул в окно. Багажный отсек уже закрыли, и группа полным составом поднималась «на борт».

Джимми взобрался на водительское сиденье. У него там были специальные приспособления, чтобы дотягиваться до педалей. Мотор мощно взревел, и автобус дернулся, просыпаясь. Мы отчалили от отеля в голубом облаке дыма.

— У меня от этой колымаги мороз по коже, — сказал я Черепу.

— Это кливлендский пароход.

Я рассмеялся. Эту шутку мы услышали на вчерашнем выступлении: пароходом здесь называли исходящую паром в сугробе собачью какашку.

Череп сел и начал забивать косяк.

— Щас эта штука покажется сносной, — сказал он.

Я отправился в туалет. Места там едва хватало, чтобы закрыть за собой дверь. Зато можно было прислониться к ней спиной и не упасть — автобус ходил ходуном. Застегивая ширинку, я взглянул в зеркало. И увидел, что за мной стоит девушка с ярко–алой помадой на губах. Я развернулся, но она исчезла. Как и отражение. Зато появился знакомый тонкий запах. Он повис в воздухе, и я попытался его определить.

— Тут только что была девушка. Ты ее видел? — спросил я у Черепа.

— Нет. Слушай, чувак, появись тут девчонка, я бы ее не пропустил.

Череп подкурил и глубоко затянулся. А потом сдавленно, чтобы не выдохнуть дым, добавил: