— Отпусти! — кричит она. — Отпусти меня.
— Я не могу.
И снова это «не могу». Она слабеет и, тихо всхлипывая, безвольно утыкается тебе в грудь. От твоего прикосновения Ким вздрагивает.
Ты обнимаешь ее, весь дрожа.
— Ким, не бросай меня. У меня отличные планы. Мы будем путешествовать. Куда угодно, просто путешествовать. Послушай меня. Мы будем есть лучшие деликатесы, ходить в лучшие рестораны, пить лучшее вино.
Ким перебивает тебя. Ты видишь, как движутся ее губы. Наклоняешь голову.
— Что?
Она повторяет.
— Говори громче, — просишь ты. — Я не слышу.
Она говорит, ее губы движутся, но ты не слышишь абсолютно ничего. А затем, словно из–за стены, до тебя доносится голос:
— Это бесполезно. Видишь?
Ты ее отпускаешь.
— Я хотел видеть свет, цветы, деревья — что угодно. Я хотел снова к тебе прикасаться. Но, господи, как только я попробовал мороженое, я понял, что этого не вернуть. И теперь я чувствую себя так, словно не могу пошевелиться. Я почти не слышу твоего голоса, Ким. Ночью дует ветер, но я его практически не чувствую.
— Слушай, — говорит она. — Это не поможет. Чтобы получить что–то, недостаточно просто этого хотеть. Если ты не сможешь разговаривать, и слышать, и ощущать, и даже пробовать на вкус, что тогда остается делать тебе? И мне?
— Я все еще вижу тебя и помню, какой ты была.
— Этого недостаточно, нужно нечто большее.
— Это несправедливо. Господи, я хочу жить!
— Ты будешь жить, я обещаю. Но не так. Тебя не было полгода, и я скоро собираюсь в больницу.
Ты останавливаешься. И холодеешь. Держа ее за руку, смотришь в лицо.
— Что?!