Кузьма Иванович Переверзев, участковый пристав с огромным стажем, не любил принимать поспешных решений. Для начала он запер обоих подозреваемых в чулане, воспользовавшись торчащим в двери ключом, и покинул подвал для дальнейших критических размышлений. По дороге в участок он принял дозу свежего воздуха, что помогло ему мыслить яснее. В результате сих умственных упражнений было вынесено негласное решение: спрятать — до поры, до времени! — вещественные доказательства, о коих никто пока не ведал, кроме двоих сумасшедших, на показания которых опираться вряд ли стоило. Тем более что у жены Кузьмы Ивановича накануне был припадок магазиномании, едва не разрушивший весь их семейный бюджет.
Бросив связку ключей в близлежащий пруд, до поры, до времени, остальные вещественные доказательства пристав положил за пазуху.
Оставалось дать команду санитарам и навсегда вычеркнуть из памяти сей досадный инцидент, вполне имевший право считаться недоразумением. Команда была тотчас же дана.
Когда Кузьма Иванович, в сопровождении двух дюжих представителей медицины, вторично приблизился к чулану, за его дверью слышалось веселье. Два мужских голоса восторженно перебивали друг друга:
— Прокопыч, а давай на брудершафт?
— Давай! С графом на «ты» перейти для меня, крепостного холопа, большая честь!
— Тогда бери зелёную бутылочку!
— А ты?
— Я из неё уже пил! Мне теперь красненькая полагается, для завершения ритуала!
— Я тоже хочу красненькую!
— Не хитри! Прими сначала из зелёной!
Ещё чуток послушав и убедившись, что его совесть полностью чиста, что он не здоровых господ в психические записал, а именно сумасшедших, участковый пристав приказал детинам в белых робах не стесняться и действовать согласно предписанию. Шкаф, по желанию обоих пациентов, был переправлен в их новые покои. Против этого управляющий дома скорби не возражал: у него хронически не хватало мебели.
В новых покоях стены были серыми, а обстановка бедной. Но это лишь для тех, у кого напрочь отсутствует воображение и связь с потусторонним, богатым на разноцветные картинки миром. Там для Петра Сергеевича и его нового друга, господина Барского, все стены искрились и переливались, и исключительно розовыми тонами. Стол был накрыт изысканнейшей скатертью, вышитой крестиком, а самовар на том столе был золотым. Чашки тонкого китайского фарфора тоже были там — заграничный шик!
Меняя мутные стаканы и захватанный графин на чистые, санитары всякий раз дивились восклицаниям:
— Умоляю, только не разбейте! Этот сервиз мне тёща подарила!
— И самовар не мешало бы почистить!
— Да! Хоть он и золотой, от полировки не откажется…
Шушукаясь по коридорам, всполошенные медики жалели насельников «комнаты с самоваром»:
— Такие бедолаги эти двое, прямо сердце разрывается!
— И не ходит ведь к ним никто! Впрочем, кто сейчас кому нужен…