— Это уж как водится!
— А кличут его как?
— Барином кличут! Ещё Никитой кличут, когда как… Он добрый, вы его не бойтесь!
Капитан, в своей жизни никогда и никого не боявшийся, так уж сложилось, решил вдруг уточнить: вдруг и вправду стоило поостеречься.
— Я-то не боюсь его, поскольку ни разу не видел, но с удовольствием послушаю, что люди говорят о твоём барине…
Девка снова бросила бельё, начала описывать добродетели хозяина.
— Он ведь какой: ни одну не облапил, ни одной ни разу не обидел, хотя и все права имеет…
— Так-таки ни одной не тронул? Ни разочка?
— Говорю вам, хороший человек!
Служивый многократно смерил девку взглядом, оценил и формы, и росток, и с лица пригожесть.
— Ну, ежели тебя ни разу не обидел, стало быть, действительно хороший…
Девка засмеялась. Поняла ли шутку?
К разговорам с крепостными временный хромой прибегал редко. Толку от рабов мало, все как один пустобрёхи, обделённые барской лаской. Им только дай позубоскалить!
После краткой перепалки с прачкой капитан решил немного отдохнуть. Не сразу приступил он к личному знакомству с барином Никитой, далеко не сразу. Перед новой встречей необходимо было новую речь придумать. Пришлось побродить по деревне, побормотать, порепетировать.
Кроме того, пришлось письмецо написать — Репкиным. В белый конверт положить. Благо, почтовая карета проезжала по деревне. Дал молодому посыльному денег, наплёл небылиц для острастки.
И вот, наконец, ближе к ночи, когда стемнело, капитан, очень сильно хромая, приблизился к усадьбе поручика Баранова. При свете Луны и огарка свечи, всегда имевшегося в кармане, стал рассматривать ограду, затем фруктовые деревья, затем дом, стоявший в глубине сада.
— М-да… Это имение, пожалуй, побогаче будет, нежели Болотниковская усадьба…
Послышался скрип отворяемой двери, лай собак.
Из-за угла особняка вышел хозяин.
— Я гляжу, кому-то напрочь не спится в столь поздний час…