Индиго

22
18
20
22
24
26
28
30

Валя открыла рот, чтобы закричать, позвать на помощь или людей, или покойников, уже без разницы, всё лучше, чем быть осрамленной после барской чески, не для прихоти хозяйской берегла себя, не простит её Кузьма за блуд, хоть и не по своей воле, а под осильем. А если простит, то барина убьёт… Но успела лишь взвизгнуть коротко. Иван Демьяныч пресёк крик, сжав непокорной горло и подножкой повалив наземь прямо у чьей-то оградки. Валя пуще задохнулась и в роздыхе обмякла, закатив глаза в небо, моля Бога избавить её от кошмара и проклиная осильника своего.

И Бог услышал молитву невинной, когда барин, прижав весом своим Валюшу, едва не надругался, но в самый момент услышал окрик.

— ВАЛЯ!!!

Иван Демьяныч проворно вскочил на ноги, узнав голос кузнеца.

Кузьма забеспокоился под вечер, а как стемнело, решил встретить любимую. В тишине деревенской далеко раздался девичий визг. Спокойно идущий Кузьма встрепенулся, сердце молодецкое подсказало, что крик Валюшин, и побежал к кладбищу, что было мочи. А прибежав, позвал по имени, чтобы не тревожить покойный сон умерших безыменным окриком… И увидел фигуру в лунном свете над могилой, средь крестов. Перекрестился и храбро шагнул навстречу. Даже будь нечисть какая, защитит он свою невесту! Вот только где ж она? Кузьма подошёл ближе… и признал в чёрной фигуре молодого барина Ивана Демьяныча, встал, опешив. Барин весь растрепанный, смотрел сычом на деревенского силача.

Тут Валя поднялась с земли и, запахивая разорванную рубаху, всхлипывая и хрипя, подбежала к спасителю Кузьме. Кузьма, увидев такое, сразу понял всё и пошёл медведем на барина.

— Ах ты погань…

— Стой, деревенщина! — приказал барин.

Но не тон остановил кузнеца — пистолет с «пушечным» стволом, направленный в грудь. Встал, набычившись, Кузьма, решаясь дальше на оружие идти, а Валя бросилась в ноги его, умоляя не доводить до греха.

— Послушай девку свою, кузнец. Поди прочь! — сказал Иван Демьяныч, сам отступая к деревам. Он не был зол, он был в ярости, и сделай проклятый кузнец ещё шаг, пристрелил бы, как собаку…

«А может, впрямь пристрелить, а девку рядом обесчестить?» — промелькнула секундная мысль. Иван Демьяныч посмотрел на Валю, но та была похожа на побитую овцу и желания теперь не вызывала. Он разберётся с ней потом… Он со всеми с ними разберётся! Иван Демьяныч свистнул по-особому. В кустах, среди деревьев, всхрапнула лошадь, и в лунный свет вышел грациозный гнедой. Молодой барин вскочил на коня, продолжая держать на мушке кузнеца, гикнул и поскакал в усадьбу.

Когда опасность миновала, Кузьма встал на колени и обнял девушку. 

20

По лицу девушки было видно, что она чем-то очень довольна. Редкие прохожие оглядывались, то ли желая угадать причину улыбки, то ли банально пожирая округлости аппетитной дамочки. Теплый ночной ветерок играл её волосами и раздувал широкую юбку.

Валентин всегда играл роль до конца. Он не признавал слова «фетиш», но в женском белье и парике чувствовал себя куда увереннее, чем в мужском одеянии. Ему доставляло удовольствие созерцать себя, как девушку, в зеркале. «Я это ты, а ты это я. И никого не надо нам!» Да, можно сказать, Валентин был влюблен в свой образ, но в свои восемнадцать лет воспринимал женскую красоту как нечто абстрактное… например, как портрет. Он видел красоту, мог восхититься ею, но почувствовать к красивой девушке половое влечение или влюбленность не мог. Только свой образ вызывал у него бурю фантазий, но и они были скорее платонического свойства, чем эротического. Он знал понятие «любовь», но испытывал её лишь сыновью, и то до смерти матери, а вот полюбить девушку… Наверное, всё-таки смог бы, если бы не чувствовал к женскому полу родство, которое внушала ему по ночам в снах-образах крестьянка. Часто во снах. Но, бывало, понимание пробивало энергетическим разрядом, не давая расслабиться, а тем более забыть предначертание своего истинного естества. Валентин родился мужчиной (и это аномалия: никогда в прежних жизнях он не был мужчиной — истина), чтобы отомстить за прошлое. Но если при рождении прошлое дало знание о вендетте, то теперь, после обморока в квартире директора, знание получило вектор — отныне Валентин знал , кому мстить. Кокретно.

Вернувшись домой, он не спешил переодеться. Единственно, снял любимый нож, висевший в кожаных ножнах на ремешке, туго обтягивающем ляжку. Ремешок успел натереть, и Валентин, сев у аквариума, принялся смазывать покраснение кремом.

Потом он покормил своих золотых монстров.

И уснул в кресле. 

21

Из дневника: