Монастырь дьявола

– Не знаю, душа моя… Но мы не можем пока задавать им вопросов…

– Я спать хочу…

– Сядешь ко мне на ручки, и заснешь.

Солдаты гнали людей в церковь. Внезапно она увидела в окне большого каменного дома того офицера, который приезжал к ним в поселок. Она тихонько проскользнула к открытому окну. Это был, похоже, начальник бывших в деревне немцев. За дверью комнаты, где он был, стояли автоматчики, а солдаты, проходящие мимо окна, держались с ним подобострастно и со страхом.

Немец молился. Он стоял пред столом, на котором лежала старинная книга, и, воздевая руки вверх, повторял какой-то непонятный текст. Это был не немецкий язык, не латынь. Такого языка она никогда прежде не слышала. Лицо немца было страшным. Его выпученные глаза налились кровью, на губах выступила пена, а руки, воздетые вверх, затряслись. Ей стало страшно – но, несмотря на страх, она уже не могла сдвинуться с места. Немец перешел на латинскую молитву. Внезапно ей послышались знакомые слова. Она разобрала (хоть и с трудом) слова: «жертва…великая жертва…прими мою жертву…». Затем – вообще странные слова «утренняя звезда». Может, он имел в виду светлеющее небо.

Начало светать. Ей было пора возвращаться обратно. Но никакая сила не заставила бы ее сделать это. Внезапно немец захлопнул книгу (которая так и осталась лежать на столе) и быстро вышел из комнаты. Она побежала вперед, точно зная, что он идет к церкви.

Церковь была полна людей и окружена автоматчиками со всех сторон. Солдаты стояли вплотную друг к другу, непробиваемой, сплошной цепью. Она притаилась в густых кустах за оградой, чувствуя, как струится по спине ледяной пот. Предчувствие чего-то ужасного охватило ее с головы до пят, она чувствовала, что произойдет нечто ужасное, неотвратимое. Немец появился на пороге церкви. Был слышен детский плач. Немец что-то говорил – но слов она не могла разобрать, к тому же, говорил он очень тихим голосом. Затем вышел из церкви, махнул рукой. Солдаты плотно захлопнули двери, заложив их крепкими бревнами.

Изнутри послышались крики. Кто-то громко заколотил в дверь. Позади здания церкви послышался звон разбитого стекла, затем – автоматная очередь и истошный женский вопль, в котором не было ничего человеческого.

Несколько здоровенных немцев притащили канистры с бензином, и стали обливать со всех сторон здание церкви. Немец высоко поднял руку, затем опустил вниз… По его приказу солдаты огромными пылающими факелами с нескольких сторон подожгли церковь.

Она зажала рот руками, чтобы не закричать. Все ее тело билось, как в нервном припадке. Там были люди… И по приказу этого сумасшедшего офицера людей в церкви сжигали заживо. Старая церковь занялась сразу, превратившись в огромный пылающий костер. Все слилось в адскую какофонию: треск огня, звуки падающих бревен, истошные вопли людей, надрывный детский плач… А потом до нее донесся самый страшный в мире запах – запах горелого человеческого мяса…

Не выдержав, она помчалась прочь со всех ног. Сзади были слышны автоматные очереди: немцы расстреливали тех, кто пытался выбраться из пылающей церкви. Она добралась до дома, в котором видела офицера, залезла в раскрытое окно. Книга по-прежнему лежала на столе. Она схватила книгу, крепко прижала ее к груди и, выбравшись из дома, помчалась к лесу.

Когда она подошла к поселку, солнце стояло уже высоко. В поселке была паника. Мужчины прочесывали лес, мелькнуло зареванное лицо сестры. Ее искали. Она появилась на площади, вся покрытая сажей, крепко прижимая книгу к груди. По ее лицу текли слезы. Люди на площади замерли: было в ней что-то такое, что лишало дара речи. Что-то настолько страшное в лице и глазах, что мешало взрослым говорить. Ее схватили, чтобы потащить на расправу в молитвенный дом, когда один из старейшин поднял вверх руку, веля отпустить, а затем приказал ей следовать за собой. Когда они остались наедине, старейшина с дрожью в голосе спросил, где она взяла эту книгу. Она рассказала правду: то, что украла книгу у немца, и что жителей деревни заживо сожгли в церкви. Старейшина велел положить книгу на стол, а затем долго смотрел, избегая прикасаться руками.

– Ты избранная. Бог избрал тебя, чтобы хранить в тайне самое страшное из его сокровищ. Ты наделена страшной миссией: хранить эту книгу проклятия. Ты избранная. Твое место здесь. Но какой страшный удел…

С того дня ее никто больше не бил по субботам, а когда ей исполнилось 15, то вместо замужества она стала членом совета старейшин. Тогда она на всю жизнь запомнила завет старейшины, изменивший всю ее жизнь: хранить книгу, не показывать ее никому, не позволять прикасаться руками, а перед смертью отдать кому-то из того мира, который так далеко от них, лучше бы – священнику вражеской церкви. Книга должна уйти из поселка – она несет в себе проклятие.

Прошло много лет – до тех пор, пока из священных источников она не узнала, какое именно – проклятие…

2013 год, Восточная Европа

Он пришел в себя от боли в спине. Он лежал на спине, на чем-то твердом и жестком. Попытался раскрыть глаза. Под веки словно кто-то насыпал раскаленный песок.

В помещении был запах дыма – словно горело много свечей. Потом он действительно услышал их потрескивание. Он лежал на спине, на длинной деревянной скамье, и ноги его были вытянуты. Скамья находилась в круглой, достаточно большой комнате без окон, с земляными стенами. Он сел и огляделся. Вначале ему показалось, что круглая комната напоминает ему часовню. Потом он понял, что это было действительно так.

В глубине комнаты был алтарь с несколькими старинными иконами и деревянным крестом. В специальных подставках было множество зажженных свечей. Именно они распространяли приятный, разбудивший его запах ароматического дыма. Кроме свечей и лампад под иконами, в комнате не было другого освещения. Он находился в церкви, но церковь казалась какой-то странной… как будто часовня действительно была переносной, созданной быстро и в спешке. Внутри странной комнаты никого не было.

По инерции он быстро прощупал карман куртки: деревянный крест был на месте. Вынуть его он не успел. В глубине помещения отворилась дверь, и в комнату вошли семеро монахов – в белых рясах, с низко опущенными на глаза капюшонами. Он рассматривал их во все глаза. Но монахи, казалось, совершенно не замечали его присутствия. Они стали перед алтарем на колени и принялись молиться, что-то бубня вполголоса. Вскоре дверь скрипнула во второй раз, и в помещение вошел высокий старик в белой рясе, но без капюшона. Можно было разглядеть седые волосы и бороду, красивое печальное лицо. Старик подошел прямо к нему, остановился напротив скамьи и молитвенно сложил руки: