Монастырь дьявола

Славский открыл нужную часть рукописи.

«Протокол допроса еретика Конрада Мала, обвиняемого в кощунственном отношении к Святой матери-церкви, проведенный инквизитором отцом Карлосом Винсенте, назначенным согласно булле Святого Папы в данные земли. Обвиняемый Конрад Мал, булочник, 56 лет. Основание для ареста: разговор о погоде в присутствии многих свидетелей (жаловался на плохую погоду – оскорбление могущества и воли Господа). Донос соседа: высказывал еретические суждения о земном происхождении священнослужителей (подлинные слова «такие же люди, как и мы»). Донос священника местного прихода – заснул во время воскресной проповеди, в церкви.»

1413 год, Восточная Европа

Большое темное помещение было освещено факелами на стенах и горящим камином. Узкие окна под потолком были густо забраны решетками. Похоже, это был раньше винный погреб.

Возле стены с окнами виднелась приоткрытая дверь в ярко освещенное помещение. Одно из самых главных подземелий инквизиции…. Камера пыток. Сквозь щель двери в ярком пламени факелов различались чудовищные орудия пытки: дыба, испанские сапоги, клещи и другие приспособления, жуткое предназначение которых с первого взгляда никак не понять…На многих из них еще не успели высохнуть следы крови… В проеме двери застыл полный человек в одежде придворного. Его расплывшаяся фигура дрожала, а в глазах стоял ужас. Это был врач. Обязанностью врача было следить, чтобы жизнь пытаемого длилась как можно дольше, чтобы жертва не успела испустить дух, не успев ничего сказать.

Напротив камина (а, значит, наискосок от двери) была видна огромная двухстворчатая, оббитая полосками железа дверь с круглыми ручками. Выход. Заветная дверь, которая так редко выпускала тех, кто попал внутрь. Рядом с камином стоял длинный дубовый стол с двумя подсвечниками по краям и золотым распятием в центре. В середине (в центре стола) сидел инквизитор (отец Карлос Винсенте). Он был в белоснежной рясе, ниспадающей пышными складками. На груди – большое деревянное распятие, на белом широком поясе – эмблема с изображением собачьей головы (оскаленной собачьей пасти), руки перебирали деревянные четки. В коротко остриженных черных волосах – тонзура.

Инквизитором был молодой (лет 35–36) человек, довольно красивый, с белым лицом, на котором ярко горели черные глаза. Узкие губы твердо сжаты, резкие скулы говорили о жестокости и непреклонности характера. Это был решительный, упрямый человек. Его пристальный взгляд пронизывал насквозь. Глаза напоминали окровавленные кинжалы. Именно такой человек мог руководить страшным церковным трибуналом.

В зале был представлен весь трибунал. По правую руку от инквизитора сидел епископ (в обычном облачении фиолетового цвета). Это был пожилой (лет 70) человек с добродушным лицом. По левую руку от инквизитора и сбоку от стола, неудобно умостившись на узких стульях, сидели два монаха – доминиканца в белых рясах (у обоих на поясах – эмблемы собачьей головы). Это были квалификаторы, эксперты – юристы, в руках они держали перья и листки бумаги. Один вел протокол допроса, другой по ходу дела формировал обвинение. Рядом с квалификаторами, возле стола, так же на стуле, сидел нотариус. Это был монах в рясе францисканского ордена. Перед ним лежал огромный том гражданского кодекса. Том был закрыт. По идее, нотариус мог в него заглянуть, если что-то не ясно и нужны разъяснения, но, как правило, это было простой формальностью, и заглядывать в него не приходилось никогда. Перпендикулярно столу, напротив камина стояло кресло прокурора (прокурором был монах францисканского ордена). За инквизиторским столом, возле стены, на простой деревянной скамье сидели три молодых монаха-доминиканца в белых рясах. Они исполняли роль понятых. У них были жестокие, отрешенные лица религиозных фанатиков.

Все вместе они составляли основной аппарат судилища инквизиции. Стража находилась снаружи, по другую сторону двери. Им было запрещено находиться в зале для допросов.

Посередине комнаты, напротив стола, стоял обвиняемый. Это был мужчина лет 56-ти, пожилой, коренастый, низкорослый, в бедной одежде крестьянина. Его редкие волосы были всклокочены, круглое глуповатое лицо выражало не поддельный ужас, глаза бегали по сторонам, беспомощно перебегая с одного лица на другое. Трясущимися руками он мял свою старую шапку из куска кроличьего меха. В обычных условиях это был глуповатый, жизнерадостный, бодрый, добродушный, любящий покушать человек. Более неподходящего типа для духовных еретических размышлений нельзя и вообразить! Он был арестован недавно, сразу приведен на допрос, и еще не осознавал полностью, какая беда стряслась с ним.

Голос инквизитора, равнодушный и спокойный, звучал со скрытой силой:

– Вас обвиняют в том, что вы еретик, что вы веруете и ведете себя не согласно с учением и верой нашей святой матери-церкви…

Глаза обвиняемого раскрылись чересчур широко, а губы стали трястись:

– Ваша светлость…. Да никогда я так себя не вел! Я всегда молился… святой церкви… – быстро-быстро осенил себя крестным знамением (а получилось, что обмахивает себя шапкой).

– Вас обвиняют в том, что вы еретик. Виновны ли вы в ереси?

– Нет! Матерь божья! Нет! Я невиновен! Я никогда не исповедовал другой веры, кроме истинной христианской!

– Эти хитрости я знаю, – улыбнулся инквизитор, – сын мой, оставьте свой страх. Давайте поговорим по душам о том, во что вы верите!

– Всем сердцем верю нашей матери-церкви! – перебил его обвиняемый.

– Вы думаете, что христианин должен веровать в то, во что верует члены вашей секты. Но так мы только потеряем время, и я ничем не смогу вам помочь. А я хочу вам помочь. Вас привели сюда только для этого. Мое сердце болит за вас. Уповая на милосердие Бога, вы ничего не должны бояться! Успокойтесь и скажите прямо: веруете ли вы в Бога-отца, Бога-сына и бога-духа святого?

– Верую!