Крах и восход

– Я и не просила.

– Разве не было бы чудесно, если бы мы получали только то, о чем просили? – сказала Тамара. А потом принялась щипать, трясти и попросту донимать Женю, пока та не откинула одеяло и не согласилась на одно занятие по борьбе – приватное, вдали от остальных, и чтобы только святые стражи присутствовали в качестве зрителей.

– Да я ее в лепешку размажу, – тихо пробурчала она мне. Должно быть, мой скептицизм читался на лице, поскольку Женя сдула рыжий завиток с исполосованного шрамами лба и сказала: – Ладно, тогда я дождусь, пока она заснет, а затем сделаю из ее носа пятачок.

Но она сходила на одно занятие, а затем на второе, и, насколько мне было известно, Тамара так и не проснулась ни с пятачком, ни с зашитыми веками.

Женя продолжала прятать лицо за платком и проводить большую часть времени у себя в комнате, но она уже не горбилась и не сторонилась людей в туннелях. Девушка сшила для себя черную шелковую повязку на глаз из подкладки старого пальто, а ее волосы значительно порыжели. Если Женя использовала свою силу, чтобы изменить цвет волос, значит, ее тщеславие частично вернулось, а значит, прогресс налицо.

– Что ж, начнем, – сказала она.

Женя села спиной к комнате, лицом к огню, и слегка надвинула платок на голову, раздвигая его края по бокам, чтобы создать ширму от посторонних глаз. Когда мы впервые это попробовали, уже через секунду на нас бросилась стража. Но увидев, что я просто наношу мазь на шрамы Жени, они предоставили нам немного пространства. Раны от ничегой Дарклинга они воспринимали как некий божественный приговор. За что – кто знает. Если преступление Жени в том, что она примкнула к Дарклингу, то большинство из нас были в этом виновны в то или иное время. А как бы они отреагировали на следы укуса на моем плече? Или на то, что я могла заставить тени извиваться?

Я достала жестянку из кармана и начала наносить бальзам на раны. У него был резкий травяной запах, от которого слезились глаза.

– Я никогда не осознавала, до чего сложно долго сидеть смирно! – пожаловалась Женя.

– А ты и не сидишь смирно. Только и делаешь, что ерзаешь.

– Чешется!

– Может, почесать тебя гвоздем? Как думаешь, это поможет снять зуд?

– Просто скажи, когда закончишь, противная девчонка! – Она пристально посмотрела на мои руки и прошептала: – Сегодня тоже не получилось?

– Пока нет. Горят только два очага, да и огонь слабый. – Я вытерла руки об грязноватое кухонное полотенце. – Все готово.

– Твоя очередь, – кивнула Женя. – Выглядишь…

– Кошмарно. Я знаю.

– Это относительное понятие.

Печаль явственно читалась в ее голосе. Я чуть не стукнула себя за бестактность.

Коснулась рукой ее щеки. Кожа между шрамами была гладкой и белой, как алебастровые стены.

– Ну я и ослица.