Крах и восход

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Пришло время покинуть Томикаяну. У нас была всего одна ночь на восстановление, но новости об уничтожении Каньона быстро распространялись, и вскоре могли вернуться хозяева фермы. И хоть я больше не заклинательница Солнца, у меня еще оставались дела, которые нужно закончить прежде, чем я навеки похороню Санкту-Алину.

Женя принесла нам чистую одежду. Мал проковылял за яблочные прессы, чтобы переодеться, пока она помогла мне натянуть простую блузку и сарафан. Крестьянская одежда, даже не военная.

Однажды в Малом дворце Женя вплетала золото мне в волосы, но теперь мне были необходимы более радикальные изменения. Она использовала пузырек с гематитом и пучок ярких петушиных перьев, чтобы временно изменить мой легко узнаваемый белый цвет волос, а затем для верности обвязала мне голову платком.

Мал вернулся в тунике, штанах и простом пальто. На голову надел черную шерстяную шляпу с узкими краями. Женя сморщила носик.

– Ты похож на фермера.

– Бывало и хуже, – он присмотрелся ко мне. – У тебя рыжие волосы?

– Временно.

– И они ей почти идут, – добавила Женя, уходя из амбара. Эффект пройдет через пару дней без ее помощи.

Женя с Давидом поедут отдельно, чтобы встретиться с гришами, собирающимися в военном лагере в Крибирске. Они предложили взять с собой Мишу, но он предпочел пойти со мной и Малом. Сказал, что за нами нужно приглядывать. Мы надежно спрятали его золотое солнце и набили карманы сыром для Накошки. А затем двинулись в путь по серому песку, который однажды был Каньоном.

Нам легко удалось смешаться с толпой, приезжающей и уезжающей из Равки. Среди нее были семьи, группы солдат, дворяне и крестьяне. Дети прыгали по обломкам скифов. Люди собирались спонтанными группками. Они целовались и обнимались, передавали по кругу бутыли кваса и запеченный хлеб с изюмом, а еще приветствовали друг друга восклицаниями: «Юнейхость!» Единство.

Но и в празднике хватало горя. В руинах того, что однажды было Новокрибирском, царила тишина. Большинство зданий рассыпались в пыль. От улиц остались только слабые намеки, все краски практически обесцветились до серого. Круглый каменный фонтан по центру города теперь походил на полумесяц, поглощенный темным могуществом Каньона. Старики бродили по странным развалинам и тихо переговаривались. Даже за границами разрушенного города плакальщики оставляли цветы на обломках скифов и строили маленькие алтари в корпусах.

Повсюду встречались люди в одежде с вышитым двуглавым орлом, которые несли знамена и размахивали равкианским флагом. Девушки заплетали голубые и золотые ленты в волосы, и до меня доносился шепот о муках, которые пришлось вынести бравому юному принцу от рук Дарклинга.

Они часто упоминали мое имя. Пилигримы наводняли Каньон, чтобы посмотреть на это чудо и помолиться Санкте-Алине. Торговцы снова начали выставлять лотки с тем, что, по их утверждениям, было моими костями. Мое лицо смотрело на меня с разрисованных поверхностей деревянных иконок. Но это была не совсем я. Та девушка выглядела красивее, с круглыми щечками и безмятежными карими глазами, рога ошейника Морозова покоились на ее тонкой шее. Алина из Каньона.

На нас никто не обращал внимания. Мы не дворяне, не солдаты Второй армии, не члены новой странной группы заклинателей. Мы – безымянные, обыкновенные странники.

Кампания в Крибирске шла полным ходом. Судоходные доки ярко горели разноцветными лампочками. Люди пили и пели на палубах скифов. Толпились на ступеньках в казармы и совершали налет на палатку с едой. Я приметила желтый флаг палатки картографов, и хоть часть меня скучала по ней, хотела вернуться, вдохнуть знакомый запах чернил и старой бумаги, я не могла рисковать тем, что один из картографов меня узнает.

Городские бордели и таверны бурно развивали свой бизнес. На центральной площади устроили спонтанные танцы, хотя чуть дальше по улице стояла старая церковь, в которой собралась толпа, чтобы зачитать имена на стенах и зажечь свечки в память об усопших. Я остановилась, чтобы зажечь одну за Хэршоу, затем еще одну и еще. Ему бы понравились эти огоньки.

Тамара сняла нам комнату в одном из самых респектабельных постоялых дворов. Я оставила там Мала с Мишей, пообещав вернуться к наступлению ночи. Новости из Ос Альты не вносили особой ясности, и мы так пока и не получили информации о маме Миши. Я знала, что он наверняка надеется на лучшее, но мальчик не проронил ни слова об этом, только торжественно пообещал приглядывать за Малом в мое отсутствие.

– Почитай ему религиозные притчи, – прошептала я Мише. – Он их обожает.

Мне едва удалось увернуться от полетевшей в голову подушки.

* * *

В королевскую казарму я пошла не сразу, предпочтя прогуляться дорогой, которая вела мимо места, где однажды стоял шелковый шатер Дарклинга. Я предполагала, что он снова его возведет, но поле пустовало, и дойдя до покоев Ланцовых, я быстро поняла почему. Дарклинг обжился там. Его черное знамя свисало с окон, а вырезанный рисунок двуглавого орла над дверью сменили солнцем в затмении. Теперь рабочие снимали черные шелка и меняли их на равкианские сине-золотые. Внизу установили тент, чтобы собирать штукатурку, в то время как солдат бил крупным молотком по каменному символу над дверью, превращая его в пыль. Толпа разразилась радостными криками. Я не могла разделить их восторг. Несмотря на все его преступления, Дарклинг любил Равку и жаждал ответной любви.