Крах и восход

22
18
20
22
24
26
28
30

Тот покраснел и пожал плечами.

– Просто зависит.

Мы дошли до тяжелых двойных дверей, чьи ручки были сделаны в форме голов двух кричащих орлов.

Тамара постучала. В комнате было темно, горел только огонь в камине. Мне потребовалась секунда, чтобы найти Николая в этом полумраке. Он сидел перед камином, его отполированные сапоги были закинуты на пуфик для ног. Рядом с ним стояла большая тарелка с едой и бутылка кваса, хотя я знала, что он предпочитает бренди.

– Мы будем снаружи, – сказала Тамара.

Когда дверь захлопнулась, Николай вздрогнул. Затем вскочил на ноги и поклонился.

– Прости. Я потерялся в собственных мыслях, – тут он улыбнулся и добавил: – Это для меня незнакомая территория.

Я прислонилась к стене. Необычное поведение. Замаскированное щедрой долей очарования, но все равно необычное.

– Тебе необязательно это делать.

– И все же, – улыбка слетела с его губ. Он указал на кресла у камина. – Присоединишься ко мне?

Я пересекла комнату. Длинный стол был завален документами и стопками писем, заклеенных королевской печатью.

На кресле лежала открытая книга. Николай убрал ее, и мы уселись.

– Что читаешь?

Он глянул на название.

– Одну из военных историй Каменского. На самом деле я просто хотел пробежаться взглядом по тексту.

Он провел пальцами по обложке. На его руках было множество порезов и царапин. Хоть мои шрамы и посветлели, Николая Дарклинг осквернил по-иному. Вдоль каждого пальца шли блеклые черные линии там, где когти прорвались сквозь кожу. Ему придется выдавать их за признаки пыток, которые он пережил, пока был пленником Дарклинга. В каком-то смысле это правда. Радует хотя бы то, что остальные отметины вроде как сошли.

– Я не мог читать, – продолжил он. – Когда был… я видел таблички на витринах, надписи на ящиках. Мне был непонятен их смысл, но я помнил достаточно, чтобы знать, что это не просто царапины на стене.

Я устроилась поудобнее в кресле.

– Что еще ты помнишь?

Его светло-карие глаза стали задумчивыми.