Папин полутемный кабинет с задернутыми шторами. На письменном столе беспорядок, чего граф дас Рези никогда не допускал, все бумаги перерыты и небрежно раскиданы. Книги и папки из шкафов и стеллажей сброшены на пол. Маленький сейф, прячущийся за картиной, приоткрыт… Кто-то тут что-то долго и тщательно искал, злясь и раскидывая всё ненужное.
А в углу на полу сидит, съежившись и бессмысленно что-то бормоча, Гаспар. Глаза безумные, изо рта стекает ниточка слюны.
– Я знал, я знал… – принял его взгляд более-менее осмысленное выражение, когда он увидел вошедших. – Она была проклятой колдуньей. Я знал. Мерзкая тварь! Правильно я ее прирезал! Я знал! Надо было сжечь ее! Давно еще! Отец не дал…
– Кого ты прирезал? – спокойно спросил голос лорда Калахана.
– Альенду! Эта сука заняла все внимание отца! Я знал! Она за столько лет не постарела ни на день. Ведьма! Она слишком красива для человека! Гнусная подлая дрянь! Я ведь моложе и лучше! А она… Да-а-а! Надо было прирезать ее еще до того, как она родила… Я слабак! Надо было…
Он опять забормотал что-то невнятное, а его лицо стало безумным.
Картинка сменилась, и передо мной пыточная в подвале замка, а к стене прикован Гаспар. Горелая плоть… Кровь, стекающая по телу… Снова слюни изо рта и проклятия, извергаемые потоком.
«Во всем виновата эта дрянь, Альенда! Она, это всё она. Не видела никого, кроме своих мужа и ребенка. А он, Гаспар, моложе, лучше и сильнее. Она ответила за это. Он добр, убил ее быстро, всего лишь перерезал горло. Он добр, да. Надо было помучить, а он проявил слабость… А она всё подстроила! Он ничего не получил!»
Иногда его речь напоминала бред сумасшедшего, и он говорил о себе в третьем лице, а порой это были слова сжигаемого страстью и ненавистью мужчины. Картинки мелькали… Не весь разговор, к счастью, не каждая минута пыток и допроса. Потом мужская рука, с силой ударившая в грудь распятого на стене Гаспара, и в ладони перед глазами кусок мяса… Нет, не мяса. Это вырванное прямо из груди еще живого человека сердце.
Небрежный замах мечом, и по полу катится отрубленная голова.
Кожаный мешок в руке, его видно, если взглянуть вниз. И покои моих родителей… Потом хранилище. Деньги наша семья хранила на счету в Гномьем банке, так что в подвалах замка находились лишь фамильные драгоценности. Обнаружились не все, только два сундучка вместо четырех. Наверное, остальное Гаспар успел продать. Сейф с особо ценными документами… Удивительно, что драконы смогли его так легко обнаружить за фальшпанелью. О нем знали не все, и уж конечно, его нельзя было просто взять и открыть. Похоже, Гаспару папа не сообщил о втором тайнике, а лорд Калахан увидел его магическим зрением.
Не перечитав и не заглянув в бумаги, забирают все. Дарио сует их за пазуху и прячет окровавленный меч в ножны.
И еще одно кровавое шествие к выходу, впереди идет воплощение Неумолимой, и на пути умирают в муках от меча и магии ничтожные человечки, которые наивно пытаются остановить двух драконов, вершащих месть.
За спиной – Дарио, который легко, словно они ничего не весят, несет сундучки с драгоценностями рода дас Рези.
Усеянный обгорелыми трупами замковый двор… И картинка меняется, лорд Калахан снова огромный огнедышащий ящер. К его мощным лапам опускаются сундуки, смотрящиеся для дракона всего лишь шкатулками, и когтистые чешуйчатые пальцы сжимают груз. А на украшенную гребнем спину вскарабкивается Дарио…
И вновь полет. Отдаляется опустевший замок дас Рези, у которого не осталось наследников. Никто из прямых потомков этого гордого графского рода уже не будет там жить и править землями.
Приближающийся мыльный пузырь магического купола, который не является преградой для драконов. И облака…
Когда лорд Калахан отпустил мое лицо и отошел, я пошатнулась от внезапности возвращения в реальность. Я снова была в маленьком чистом и уютном кабинете, принадлежавшем когда-то моей маме. Альенде, сокровищу лорда Калахана. Сколько же ей было лет? Я не знаю. Привыкла воспринимать как само собой разумеющееся то, что она всегда выглядела очень молодо. Мне было уже шестнадцать, а в городе нас принимали за сестер. Кто мог предположить, что она из вечноживущего народа. И в этом доме жила более пятидесяти лет назад. А до того?
Так какого же ты была возраста на самом деле, мама? Я ничего не знаю о тебе, как оказалось. Ты утаила от своего единственного ребенка всё. Обрекла на существование в королевстве без магии. Вынудила всю жизнь носить амулет, блокирующий дар. Не спасла. Не уничтожила угрозу в лице Гаспара. А ведь могла, теперь я это понимаю. Даже не научила владеть своими способностями к музыке и поэзии в том виде (или свойстве), как это должны делать сидхе, – используя их как свое волшебство.
Я ничего не ведаю не только о тебе, но и о себе. Барахтаюсь, как кутенок, выброшенный в воду. Выплывет – хорошо. Не выплывет – ну что ж, случается.